Русская Африка - [41]
Официальная Россия в войне уже не участвовала, но Франция вручила «марокканскому» батальону знамя Русского легиона, и 25 апреля 1918 года в составе своей дивизии он убыл на фронт. На следующий день дивизия вступила в бой. Несмотря на тяжелые потери (около 100 человек), легион блестяще справился со всеми возложенными на него задачами. На боевом знамени легиона появился Военный крест, а многие офицеры были награждены орденами Франции. В конце мая в ходе стремительного наступления под Суассоном немцы настолько приблизились к Парижу, что до города оставалось не больше 70 километров. Спасать положение была призвана марокканская дивизия. Именно тогда Legion Russe покрыл себя неувядаемой славой. Ценой огромных потерь легион смог разблокировать попавшие в окружение французские части. После этого сражения пресса как ни в чем не бывало вновь стала отдавать должное доблести русских, назвав их «легионом чести».
Следующее выдвижение на фронт Русский легион совершил в ноябре 1918 года, в последний месяц войны. Легион вышел из лагеря в Лотарингии, прошел до Эльзаса, затем вышел к Рейну, а дальше направился в город Вормс, назначенный ему для оккупации, так как за время похода война наконец завершилась. Нетрудно представить удивление достопочтенных бюргеров, когда они увидели над зданием администрации своего городка российский триколор. Слово, данное себе и своему народу, эти люди сдержали до конца. Правда, уже не было страны, пославшей их «за три моря». Из 50 000 русских молодцов, прибывших в середине войны во Францию, под выгоревшим знаменем на прощальном построении в Вормсе стояли всего 500 человек.
Во Франции русская община увековечила память о пребывании четырех экспедиционных бригад. В их честь на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа был воздвигнут храм Успения Божией Матери работы архитектора A.A. Бенуа. Творением рук этого мастера является и храм Воскресения Христа на русском воинском кладбище Сент-Илер-Ле-Гран. Русские, оставшиеся в Алжире, также успели увековечить память павших товарищей, установив небольшой памятник на местном военном кладбище. Он сохранился до сих пор.
…Помимо бывших военных алжирская земля стала второй родиной и для сугубо штатских людей, к примеру ученых… Талантливые люди всегда оставляют добрый след в истории. Но жаль, если слава их множит славу не Отечества, а другой страны. Без преувеличения можно сказать: никто во Франции, да, пожалуй, во всей Европе, не знал лучше пустыню Сахара, чем французский гражданин, но русский до мозга костей человек Николай Николаевич Меньшиков. О нем корреспондент «Труда» В. Прокофьев в свое время узнал от российских выходцев, которые давным-давно волею судеб оказались в Париже и пустили там свои корни, находя душевную поддержку на православном Трехсветительном подворье. Николай Николаевич, глубоко верующий человек, долгие годы был там старостой, ну а в почтенном своем 90-летнем возрасте от хлопотных, так сказать, организационно-церковных дел отошел, уступил место тем, кто помоложе.
Не без душевного трепета шел В. Прокофьев в дом почетного профессора Сорбонны, носителя высочайшей академической награды Франции, которая присуждается высшим национальным советом по научным исследованиям и техническому прогрессу. Да и не без гордости за Россию, щедро одаривавшую на протяжении бурного XX века Европу и Америку, Азию и Африку людскими бриллиантами наивысшей пробы. «Сухопарый, крепкий для своего возраста человек встретил меня на пороге небольшой, но уютной квартиры в доме по соседству с набережной Сены. В гостиной — картины с российскими пейзажами, шеренги книг, по преимуществу русская классика, научные труды. Память ровесника века крепка. Он хорошо помнит отцовское имение Додоровское в Калужской губернии, где прожил до 13 лет. В третий класс гимназии поступил уже в Москве, куда семья перебралась на постоянное жительство. Ярки воспоминания 1917–1918-х годов, приезд на Брянский вокзал, ныне Киевский, и пушечная канонада — революционные отряды выбивали из Кремля засевших там юнкеров. Гимназию все-таки окончить успел и вместе с семьей отправился в Ростов-на-Дону поступать в эвакуированный туда из Варшавы в самом начале Первой мировой войны университет. Правда, на физико-математическом отделении успел отучиться всего лишь полгода, а весной 19-го его мобилизовали в белую армию», — рассказывал В. Прокофьев.
Неплохо разбиравшегося в технике студента определили инструктором в радиотелеграфную школу. Затем началось отступление под напором красных. Новороссийск, Крым. Там Меньшикова назначили на «Кронштадт» — военно-морской плавучий док, оборудованный по последнему слову тогдашней техники, на нем имелся даже литейный цех. Но дни Белой гвардии были сочтены, и это Меньшикову представляется закономерным.
— В начале Гражданской, во времена Корнилова, Алексеева, — делится своими мыслями Николай Николаевич, — настрой армии был высок. Но мало-помалу она начала разлагаться, пошли грабежи и прочие безобразия. К Перекопу Красная армия была уже многочисленнее и организованнее…
