Русалия - [26]

— А-а, Бажена…

— Добрава, — поклонилась та.

— Ну, Добрава, — тоже хорошо, — с легкостью уронила Ольга, вновь принимаясь щекотать своего малыша и сюсюкать в ответ на его невольный смех. — Игорь пожелал… — какое-то время она подбирала слова. — В общем, пожелал пристроить тебя… где-то здесь. Но я даже не знаю, что же ты можешь… Ты знаешь какой-нибудь язык?

— ???

— Греческий?

От такого вопроса у Добравы просто дух занялся.

— Не-ет…

— Хазарский? Болгарский?

— Нет.

— Вот это жаль, — подняла на Добраву сострадательные голубые глаза Ольга. — Ну… может быть, ты умеешь шить золотом? Жемчуг низать?

Добрава хотела сказать, что вышивать она как раз умеет и очень даже неплохо, правда серебром-золотом шить не приходилось, но вряд ли в том больше хитрости… Но вместо этого тихо выговорила:

— Нет.

— Да, — уже как бы с долей правомерной досады произнесла Ольга. — Ковры ткать тоже не учена?

— Не учена.

— А петь да плясать у нас самих мастаков хоть отбавляй. Даже не знаю… Но ведь ты там, в доме отчем, делала же что-то. Должно быть, что-нибудь там в огороде хлопотала?

— В огороде — да, — радостно отозвалась Добрава.

— Что же, хоть шерсти клок… — как-то странно улыбнулась Ольга. — Вот в огороде и будет тебе работа. Иди, — ключница моя, Щука, тебе покажет.

Поклонившись, Добрава вышла из горницы ошеломленная и совершенно раздавленная. Так что разыгранное перед ней представление цели своей достигло с легкостью. За дверью ее поджидала та же недобрая старуха, которая либо все слышала, либо и прежде знала:

— Что ж, огород — дело тебе привычное. Ступай за мной.

Возвращались они, вроде, тем же путем, но вышли уже из подклета, с обратной стороны дома. Щука кликнула пробегавшего мимо мальчишку, волочившего по земле закопченный медный чан, — сперва отбранила его за то, что он волок чан, а не нес в руках, а после велела отвести Добраву на огород, найти там Третьяка, а он уж знает как быть.

Добраве хлопчик сказал, что прежде ему все равно нужно доставить чан в поварню, и Добрава с готовностью предложила ему свою помощь. Но от помощи паренек отказался, единственно попросил понести его рубаху, которую он тут же снял, и сам отпыхтел весь путь, изрядно перемазав сажей подбородок и загорелый живот.

А потом они пошли в обратную от парадных ворот часть двора. Здесь в заборе тоже были ворота, поменьше, и возле них тоже была караульная избушка, только уж очень маленькая, и не избушка, а сундук какой-то на попа поставленный. В ней впрочем никого не было, и ворота оказались открытыми, только подпертые камнем.

— Днем здесь воротня пустая, — с основательностью в голосе пояснил малец. — Это льняной двор. Там, — он указал чумазым пальцем, — конюшенный. Там — скотный. Еще отдельно овечий есть. А огород вон где будет.

Оказывалось, что тем громаднейшим двором хозяйственная территория князя не исчерпывалась. Добрава с трудом могла осознать широту вещественности отданной во владение одному… ну, не одному, так нескольким людям. Этот громадный терем, соединенный крытыми переходами еще с несколькими домами поменьше! А вокруг постройки еще и еще… Ей вспомнилась отцовская изба, которая тоже имела несколько пристенков и прирубков, но крохотных, и этого вроде бы хватало для жизни. А забором у них (не таким, из бревен, а просто колючим тыном) обводили лишь огород и то только от зайцев. И никаких караульных избушек ни у кого, да и двери-то в избы никому бы не взбрело в голову запирать. А здесь (очень это Добраву удивило) засовы из железа… Конечно, дома, когда наступали настоящие морозы, приходилось ютиться в одной клети вместе с коровой, овцами и курами, но так было у всех, и каждый сам справлялся со своим хозяйством. А большие дела всегда проводили вместе: лес под пашню рубили и жгли вместе, сеяли вместе, жали вместе, если кому нужно было избу срубить — тоже всем миром наваливались. Здесь же явно все было не так, а как, пока еще Добрава распознать не могла.

Пока же Добрава пыталась установить, нет ли таких же особенностей, как в жизнеустройстве, и в местных моркови, репе, горохе и капусте, Ольга успела принять людей, прибывших из Хазарского каганата. То были не самые влиятельные торговцы Хазарии (наиболее мощные пополняли свой золотой запас посреднической торговлей и ростовщичеством, не выходя из дома) — Меир, Эзра, Иехуда Писоне, Давид Шуллам и жена его Серах, а с ними — теперь частый гость княжеского терема — Нааман Хапуш. Это, конечно, не было заправдашное посольство, да Ольга и не полномочна была бы его принимать, а тем более решать какие-то вопросы в отсутствие мужа и первых военачальников. Однако многие каверзы, как известно, прекрасно осуществляются без всякой показной мишуры. Беседа не была долгой, поскольку хазары только прибыли в Киев, им необходимо было отдохнуть с дороги и поскорее дать ход своим торговым делам, но к обеду они обещали вернуться.

И вот разодетая в пух и прах братия спускается с высоких ступеней главного крыльца, усаживается в красивую повозку, и в окружении многочисленной конной охраны, частью своей, частью предоставленной гостеприимной хозяйкой, под восхищенные взгляды замершего в отдалении люда отбывает с княжеского двора.