Рус. Заговор богов - [42]

Пиренгул орал, махал руками, командовал, мол, надо задержать беглецов, но в громе и радости от его победы (а больше – от небесной влаги) никто его не понял. И сам он напрочь забыл о своих возможностях, позже оправдываясь: «Там люди толпились, задеть боялся», – от самого себя утаивая мысль, что Мерильгин любить не перестал и рад был, что отпустил ее. Родительское сердце отходчиво.

А Рус тем временем сходил в Кальварионский дворец. Появился там, где они с Гелинией договаривались – на заднем дворе, по которому когда-то бежал Андрей со спящей на его плече княжной, одержимой «демонской сущностью». Был проведен в детскую, где, до смерти напугав кормилицу, поигрался с сыном-бутузом, уже ползающим по толстому тирскому ковру. Перед уходом вздохнул, зачем-то украдкой перекрестил ребенка (уж больно напрашивался этот жест в ответ на натуральный крестик, висящий на шее младенца), отмахнулся от навязчивого секретаря, который бубнил, как заведенный: «Госпожа велела подождать, она через статер освободится и прибежит», – снова вышел на задний двор и ушел в Месхитополь, в давно примеченный закуток на бывшем «вокзале» – станции Звездных врат. Ему понравилось получать новости здесь, в таверне, обедая и слушая болтовню красивой танцовщицы, которая любила в перерывах между выступлениями подсаживаться к посетителям и сплетничать. За отдельную плату, разумеется. Сведения его порадовали.

Ажиотаж вокруг «Трех толстяков» стоял неимоверный. Люди уже забыли о сильвалифийском руднике и массово рассуждали о том, что «деньги сами делают деньги», и несли и несли золото, вынимая подвальные кубышки. Впрочем, начинался и обратный процесс – изъятие денег. По слухам, а танцовщице обычно можно было верить, в «Толстяков» сильно вложился Ипполит Скромный и… орден Текущих.

«Пора! – решил Рус и, отпустив девушку, развалился на стуле. Кроме блокировки тирских портов он ожидал чего-нибудь «эдакого», и оно произошло: случилась попытка смена династии. Тянуть нечего. Вызвал «отражение» Адыгея и сказал одно только слово:

– Сворачиваемся.

На следующее утро ни одна меняльная контора «Три толстяка» не открылась. По всей ойкумене. При взломе дверей и проверке помещений не было найдено ни одного сотрудника и, что гораздо обидней, ни одной монетки, даже медной лепты. С этого дня появилась пословица: «Сгинуло, как в сильвалифийский рудник провалилось!» Позже длинное название государства стали опускать.

Ипполит сгоряча хотел было объявить войну лесному царству, но был остановлен словами генерала ордена Пылающих: «Договор договором, но пора бы, государь, и за прежние кампании рассчитаться», – на что месхитинский правитель смог ответить лишь самыми общими словами, с досады до крови прикусив губу. Разыскать пропавшие деньги, конечно, велел. Но был предупрежден, что придется подождать. Потом ему доложили, что интрига эндогорцев не удалась, и царь, невольно порадовавшись неудаче союзника-соперника: «Хоть одна хорошая новость, о боги!» – велел немедленно снимать блокаду с тирского побережья, заранее представляя, что ему скажет генерал Текущих, которым царская казна, разумеется, тоже задолжала. «Интересно, а кому я ничего не должен?» – мелькнула в голове самодержца грустная, но тем не менее успокаивающая безответная мысль.

Когда Бориса вызвали в главное управление Следящих за Порядком, он уже знал, зачем и кто главный виновник. Ему достаточно было услышать название «Три толстяка» и перерыть в памяти и в архивах названия всех меняльных контор. По одной только оригинальности он вычислил, что за всей этой аферой стоит Рус. Потом появились мелкие подтверждающие факты, указывающие на Тир и Кушинар одновременно. Ну и кто еще это мог быть? Однако старый Следящий, написавший целую поэму-повествование об этом герое, не собирался разглашать эти сведения кому бы то ни было. Даже, страшно представить, собственному царю.

– Уважаемый Апилет, – говорил он, находясь в своей бывшей конторе. – Ты пригласил меня в качестве консультанта, поэтому будь так любезен, изложи все в письменном виде.

– Но хотя бы самые общие соображения. – Во взоре красных от недосыпания глаз было столько мольбы…

– Э-хе-хе… Смотри, Апилет: Адыгей и Бехруз – имена варварские, а если точнее – тирские. То, что они прикрывались Кушинаром, вполне естественно – тем купцам доверяют. Так что я на твоем месте начал бы следствие с Тира.

– А как же Сила Эледриаса, колебания которой слышались по ночам? Мощные колебания.

– Э-хе-хех, Апилет. В лес я бы все равно не полез. Все выводит в Тир. Мы их обложили со всех сторон, и Пиренгул добивался снятия блокады. И добился. Он ради этого готов все золото бывшим рабам отдать, чужое – тем более. Но ты вели мне все детали письменно изложить, а то память подводит.

Молодой Следящий Апилет лишь досадно, с тоскливым воем простонал, на несколько ударов сердца закрыв глаза ладонями.

Борис просидел в участке еще целую четверть и, уходя, услышал давно ожидаемое:

– Не обижайся, уважаемый Борис, но в твоем доме произведен обыск. Большими силами.

Это подразумевало полный бардак с полуразрушением стен. Пожилой человек недовольно покачал головой: