Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры [заметки]

1

Книга подготовлена издательством «Русич» по инициативе А. Д. Кошелева, возглавившего издательство «Языки русской культуры». Программной для нового издательства стала серия «Из истории русской культуры», в составлении которой принимал участие автор. То же издательство (переименованное в «Языки славянских культур») выпустило собрание работ автора «Русь и вси языци» (М., 2011).

2

Готовится третье издание пособия «Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье», два издания были подготовлены автором и Д. С. Раевским в 1998 и 2004 гг.

3

Первый том задуманной А. И. Комечем истории русского искусства — Искусство Киевской Руси. IX — первая половина XII в. (М., 2007) — вышел после смерти инициатора и составителя издания.

4

Отдел средних веков издает серийные сборники «Славяне и их соседи», характеризующие историческое место славян в окружающем мире; продолжается работа над темой «Общественная мысль славянских народов в эпоху средневековья» (см. Петрухин 2008).

5

Отдел этнолингвистики и фольклора издал этнолингвистический словарь «Славянские древности» (Т. 1–5. М. 1995–2012); в соавторстве с сотрудником отдела О.В. Беловой автор подготовил книгу «Фольклор и книжность: миф и исторические реалии» (М., 2008), продолжает работу над проблемами «народной религии».

6

Мечта о русском единстве. Киевский синопсис [1674]. М.: Европа, 2006.

7

Гедеонов С. А. Варяги и Русь. — 2-е изд., комментированное. М., 2004.

8

Варяги и хазары стали специальной темой антиутопий В. Аксенова («Редкоземельные металлы») и Д. Быкова («ЖД»).

9

См. к новейшей историографии «норманнской проблемы»: Клейн Л. С. Спор о варягах. СПб., 2008 (там же — информация автора и Т. А. Пушкиной о смоленском археологическом семинаре).

10

Мюллер Л. Понять Россию: историко-культурные исследования. М., 2000. Рецензия Петрухина В. Я. (Славяноведение. 2001. № 4. С. 95–97). Ср. ставшие классическими работы итальянского слависта Р. Пиккио, например: Р. Пиккио. Slavia orthodoxa. М., 2003 и др.

11

Франклин С., Шепард Д. Начало Руси. 750–1200. М., 2000. См. рецензию Петрухина В. Я. на английское издание (Славяноведение. 1998. № 2).

12

См. комментарий автора к первому изданию книги: Голб Н., Прицак О. Хазарскоеврейские документы Х века. М. — Иерусалим, 1997.

13

См.: Петрухин В. Я. Князь Олег, Хелгу Кембриджского документа и русский княжеский род // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. М., 1999. С. 222–229.

14

Особое значение для продолжения работы по этнокультурной истории Руси имели рецензии на книгу 1995 г.: Рождественская Т. В. Очерки по этнокультурной истории Руси // Живая старина. 1997. № 1. С. 51–52; Владимиров А. (Чернецов А. В.) // Вопросы истории. 1997. № 10. С. 167–169; Сендерович С. Я. // Славяноведение. 1998. № 2. С. 115–119; Даркевич В. П. // Российская археология. 1998. № 1. С. 212–219.

15

Так понимал задачи истории Марк Блок (Апология истории. М., 1973. С. 76 и сл.). Ср.: понимание древнего и средневекового автора как «иного» с позиций антропологической истории: Антропологическая история: подходы и проблемы: Материалы российско-французского семинара. М., РГГУ, 2000; Анналы: на рубеже веков: Антология/Отв. ред. А. Я. Гуревич. М., 2002.

16

Книга писалась при поддержке проектов: «Хазарский каганат: взаимодействие с Византией, Востоком и Русью по археологическим и письменным источникам» Программы фундаментальных исследований секции истории Отделения историко-филологических наук РАН «Нации и государство в мировой истории», «История — миф — фольклор: книжные сюжеты в славянской устной традиции», по программе Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре».

17

Русь в IX–X веках: археологическая панорама. Под ред. Н. А. Макарова. М. — Вологда, 2012; Новгородская Русь: рождение державы. Под ред. Е. Н. Носова. СПб., 2012. См. также посвященный юбилею специальный выпуск журнала «Родина». № 9. 2012.

18

См. тезисы и материалы: Русь в IX–X веках: общество, государство, культура. Тезисы докладов Международной научной конференции. М., 2012; Древняя Русь и средневековая Европа: возникновение государств. Материалы конференции. М., 2012; Начало Русской государственности в IX в. и ее возрождение в первой четверти XVII в. Брянск. 2012.

19

Меч и златник: к 1150-летию зарождения Русского государства. Каталог Выставки. М., 2012.

20

Археологические памятники пребывают под угрозой уничтожения «черными» копателями, что делает необходимым их регулярное исследование археологами на больших площадях.

21

См. отклик А. Механика в журнале «Эксперт» № 8(840). 2013. С. 65, и последующее интервью автора — «Эксперт» № 17–18 (849). 2013. С. 67–71.

22

В эпоху средневековья, когда Россия очередной раз стояла перед «выбором веры», после Флорентийской унии, воспринимавшейся как отказ Византии от православия, русские книжники именовали Василия Темного «новым Владимиром» и «новым Константином», «боговенчанным царем», сохранявшим православие в отличие от императора (царя) Византии (Успенский 1994, т. 1. С. 259–260).

23

Неясно, на основании какой «рукописи нач. XVIII в.» норвежский исследователь Х. Станг (2000. С. 41) признает эти имена весскими (словене, переместившиеся на Белоозеро, «стали называться Весью»).

24

Знатоки библейских текстов давно обратили внимание на нелепость этих ассоциаций: Мосох/Мешех ассоциировался в Библии с варварским народом. Царь Давид сетует в псалме 119 (5): «Горе мне, что я пребываю у Мосоха, живу у шатров Кидарских» (ср.: Гендерсон 2006. С. 20, сн. 1).

25

Библейские генеалогии тиражируются и в современной болгарской историографии, где болгары, как потомки Сима (семиты!), возводятся, однако, к восточноиранским предкам — несемитам (ср.: Българите 2001, 1–5).

26

К анекдотическим сюжетам в историографии относится конструкция Б. А. Рыбакова, призванная определить хронологическую глубину памяти славянского фольклора: «чудище хоботисто», с которым должен сражаться герой русской сказки на калиновом мосту, — воспринимается автором как мамонт, попадающий в палеолитическую ловушку (Рыбаков 1981. С. 131–132); автор не обратил внимания, что в архаической русской традиции слово «хобот» означало хвост (в древнерусских текстах — хвост мифического змея).

27

Ничего общего не имеют с исторической критикой текстов конструкции адептов «новой хронологии», наслышанных о ренессансных подделках. Напротив, А. Т. Фоменко и его последователи возвращаются к средневековым методам интерпретации источников, что развязывает им руки для мультипликации народно-этимологических и хронологических фантомов (см.: История и антиистория. М., 2000). Ср. примыкающие к фоменковским методы реконструкции древнейшей русской истории на основе средневековых генеалогий, конструкций Синопсиса, Ломоносова и т. п. у А. Н. Сахарова, В. В. Фомина и других эпигонов традиционного антинорманизма (Мельникова 2009). См. также: Котляр 2000; Chekin 2003; Петрухин, Каменецкая 2008.

28

Гизель ссылался на германского историка и богослова начала XVI в. А. Кранца, который сближал немцев и славян, но считал германцев прародителями славян (Мыльников 1995. С. 39–41).

29

См. о вероятном воздействии польско-литовской традиции на древнерусскую (Флоря 2009). Польский историк начала XVI в. М. Меховский в «Трактате о двух Сарматиях» отождествлял Руссию с Роксоланией и писал о Литве: «Старинные историки, рассказывая о древности, говорят, что некие италийцы, оставив Италию из-за несогласия с римлянами, пришли в землю Литовскую и дали ей имя родины — Италия, а людям — название италы; у позднейших земля стала называться, с приставкой буквы л в начале, Литалия, а народ литалы» (Меховский: 99). Еще в более ранние времена, во второй половине XII в., польский хронист В. Кадлубек восславлял польских правителей, которые одерживали победы над Александром, Юлием Цезарем и скифами (Липатов 1999. С. 273). Современные исследователи (ср.: Щукин 1998) пытаются соотнести подобные конструкции с данными о Янтарном пути, известном с античных времен и ведущем из Италии в Прибалтику; легендой позднейших «западнорусских летописей» о римлянине Палемоне, якобы бежавшем в Литву от преследований Нерона с пятьюстами шляхтичами и осевшем на Немане, и т. п. (ПСРЛ, т. XVII: стб. 228–230).

30

Эти традиции сохраняются по сей день в научной и учебной литературе: даже в учебнике МГУ им. М. В. Ломоносова (История России с древнейших времен до конца XVII века/Под ред. Л. В. Милова. М., 2006, с. 38 и сл.) говорится о проникновении славян в Европу из Малой Азии в III тыс. до н. э. Их соседями в Европе были сарматы. У эпигонов историографии Ломоносова сохраняется и чисто апологетическое отношение к его сочинениям (ср. Фомин В. В. Ломоносов: Гений русской истории. М., 2006).

31

Недопустимо, вопреки летописному тексту о трех братьях Кие, Щеке, Хориве и сестре Лыбеди, вычленять Кия и Лыбедь (см. главу II. 1) как пару инцестуозных (?) прародителей полян: имена этих «героев» производны от киевских топонимов, а не наоборот (Щавелев 2007. С. 105–126). Пережитки хтонического (и антропогонического) мифа естественно обнаруживаются в славянской и более архаичной балто-славянской традиции, связанной с представлениями о матери-сырой земле (см. Eckert 1999), змее-любовнике хтонической девы преисподней (Евзлин 1999) и т. п., универсальный сказочный мотив «чудесного супруга» известен многим народам Европы (ср. русскую царевну лягушку, брак с которой связан со специальным испытанием — стрельбой из лука). Ж. Ле Гофф (2000) предположил архаичные истоки европейского средневекового мотива Мелюзины — жены-змеи, образ которой восходит к представлениям о хтонической богине-матери.

32

В Хронике Малалы библейские допотопные великаны отождествляются с античными змееногими гигантами: «человекы от земля роженны имоуща ногы змиины и дръзноувша на некия босккыя силы, еже нарече змiеногы» (Истрин 1994. С. 20).

33

Я. С. Лурье назвал традиции, воплощаемые новгородским и московским летописанием XV в., «двумя историями Руси» (Лурье 1994).

34

Иная генеалогия предлагается в «Слове о полку Игореве», где «русичи» названы «Дажь-божьими внуками» — потомками языческого бога Солнца; эта конструкция несвойственна древнерусской книжности (см. далее — в главе XI, а также Аничков 2009. С. 407–421). Как уже говорилось (см. сноску 25), змееногие персонажи античной мифологии были известны древнерусским книжникам по переводным византийским хроникам (в том числе Хронике Иоанна Малалы), но и там они относились к доисторической эпохе и были истреблены, не оставив нечестивого потомства. В византийской традиции змееногая богиня стала хтониче-ским демоном — «Сциллой», чей образ сохранился на амулетах — змеевиках (Коваль 2007).

35

Книга писалась при поддержке проектов: «Хазарский каганат: взаимодействие с Византией, Востоком и Русью по археологическим и письменным источникам» Программы фундаментальных исследований секции истории Отделения историко-филологических наук РАН «Нации и государство в мировой истории», «История — миф — фольклор: книжные сюжеты в славянско устной традиции» по программе Президиума РАН, в рамках статегического развития РГГУ (подпроект «Человек в историческом контексте эпохи»).

36

Систематизацию источников по исторической ономастике см. в кн.: Буданова 2000.

37

Ср. попытку локализовать славян-венетов в давней статье Д. А. Мачинского и М. А. Тихановой (Мачинский, Тиханова 1976) вдали от моря и гор, несмотря на упоминание Птолемеем Венедского залива и Венедских гор (Восточнопрусское приморское плато? — см. Свод, т. 1. С. 56) и продолжающиеся попытки синхронизировать венетов, антов и склавинов, соотнеся их с культурами, восходящими к киевской — соответственно с колочинской, пеньковской и пражской (Эпоха Меровингов: 125–132).

38

Еще Л. Нидерле (1956. С. 31 и сл.) сетовал на сложность этнической атрибуции культур «полей погребений» («полей погребальных урн»), к каковым относились лужицкая, ясторф, пшеворская, зарубинецкая, черняховская и другие культуры позднего бронзового — железного веков. Характерной чертой этих культур был погребальный обряд: остатки кремаций захоранивались в урнах на «полях погребений»: над погребениями не сооружали надмогильной насыпи (кургана). Попытки отыскать среди культур полей погребений собственно праславянскую продолжаются. В. В. Седов связывал с дифференциацией культур раннего железного века распад «древнеевропейской общности», выделение «этносов» кельтов иллирийцев, германцев, балтов и славян (Седов 2002. С. 48 и сл.). К праславянам он относит памятники так называемой культуры подклёшевых погребений (урна после кремации накрывалась крупным сосудом — клёшем). Эта культура сформировалась между Одером и Припятским Полесьем и существовала в раннем железном веке (IV–II вв. до н. э.) в процессе проникновения носителей балтской (?) поморской культуры на территорию культуры лужицкой. В польской историографии проблема соотношения поморской культуры и культуры подклёшевых погребений остается предметом дискуссии (см. Kultura pomorska).

39

Об активной «варварской» политике Рима в правление Анастасия свидетельствуют многочисленные находки римских монет на варварской периферии вплоть до польского Поморья. Римская, а затем византийская монета шла на выплату федератам Рима (ср.: Godtowski 1981; Свод, т. II: 48). Видимо, вторжения славян привели к прекращению доступа монеты на территорию Польши (Bursche 2005).

40

В построениях археолога В. В. Седова праславяне достигают даже Средней Волги (Седов 2002. С. 248–255). Проблемы балто-славянского взаимодействия остаются в стороне. См. дискуссию о праславянах в Поволжье в журнале «Славяноведение» (2006, № 2). В традиционных построениях германской историографии основные коммуникации от Дуная до Волги оказываются в руках готов Германариха (ср. из последних работ: Шрамм 1997. С. 89–95). Недаром Иордан сравнивал создателя Готской державы Германариха с Александром Великим. На легендарность известий о державе Германариха у Иордана, в том числе известий о войнах готов со славянами, указывал еще М. С. Грушевский (Грушевский 1994. С. 148–150; ср.: Мельникова, Петрухин 1997).

41

Ср., однако: Шрамм 1997. С. 72–73 (немецкий филолог возводит самоназвание славян к предполагаемому славянскому названию Днепра — Словутич).

42

Ф. Курта (Curta 2001) относит этот пассаж Начальной летописи к книжной конструкции, завершающей «создание славян» (Making of the Slavs) в раннесредневековой литературе: однако самоназвание словене заставляет отнести сюжет если не к началу праславянской древности, то к ранней кирилло-мефодиевской традиции — «Сказанию о преложении книг на словенский язык», использованному летописью (ср. далее в главе VI).

43

Ф. Малингудис (Малингудис 1987) отмечает распространение славянской земледельческой лексики на Балканах.

44

Ср. сходное значение франков и их империи (ал-Ифранджи) в географии арабского ученого ал-Мас’уди (Крюков 1987).

45

Москва имплицитно присутствует в этой фольклорной географии, ибо именно она располагается на пересечении трех дорог.

46

См. также о распространении вещей VI–VIII вв. из Подунавья на северо-восток: Щеглова 2009.

47

Распространившиеся в этих пределах украшения — трапециевидные привески стали характерны для культуры так называемых длинных курганов, традиционно приписываемых кривичам (Гавритухин 2005. С. 423).

48

На VI Международном конгрессе славянской археологии с докладом «Древнерусская народность: реалии и миф» выступил белорусский археолог Г. В. Штыхов (Штыхов 1997). Он склонялся к мысли о том, что в древней Руси не существовало объективных предпосылок для сложения единой народности: могли складываться народности вроде ильменских славян, которые имели «город-государство» Новгород. Значение древнерусской книжности сводится к написанной «на церковнославянском языке Библии». Проблема единства — общего наименования населения древнерусского государства Русь обходится, равно как и проблема того, что в Новгороде и Киеве существовала единая летописная система.

49

В другой работе В. Д. Баран (Баран 1997) соотносил пражскую культуру со склавинами, пеньковскую — с антами, венедам же приписывал синхронную (VI–VII вв.) дзедзицкую культуру Польши. Автохтонистская тенденция возводить современные исследователям этносы к древним восходит к работам М. С. Грушевского (ср.: Грушевский 1994. С. 176–177), который считал антов «предками украинских племен». Распространенным в современной украинской историографии стал тезис об отсутствии единой древнерусской культуры и связанной с ней в советской исторической науке «древнерусской народности» — предка русских, украинцев и белорусов (ср.: Баран 2006; Моця 2008), также восходящий к установкам Грушевского. Не столь прямолинейными (в отношении предков украинцев и белорусов) выглядят этнические реконструкции В. В. Седова, который относил к «антской группе» носителей пеньковской культуры и даже выделяемых им неких «русов» Приднепровья. Но и этот исследователь считает возможным говорить о предках словаков и румын в VIII–IX вв. (Седов 2002. С. 428–430, 458 и сл.). См. об архаических традициях поиска Urheimat (прародины) в современной археологии: Barford 2008.

50

Согласно древнерусским хронографам, в том числе и реконструируемому Хронографу по великому изложению, Рим был основан, естественно, Ромом (Ромулом), но не Римом (Ремом) (ср.: ЛЕР, т. 1. С. 78–82). Приводимая Шахматовым (Шахматов 2003. С. 410) параллель из Чудовского списка Еллинского летописца, где старшим братом, основавшим город, назван Рим, может прояснить источник введения к НПЛ, который, однако, не связан с начальным летописанием. Ср. указание того же Шахматова (там же: 408) на рассуждение составителя Тверского сборника: «Якоже древле Ром постави полату и нарече град Ром, потом преименова его Рим, убиениа ради брата своего Рима».

51

Ср.: Лихачев Д. С. Русские летописи. — С. 95. А. А. Гиппиус предположил, что вставка была произведена при составлении владычной новгородской летописи так называемого свода 1167 г. (Гиппиус 1997. С. 40 и сл.).

52

Анализ предисловия к НПЛ провел еще С. А. Бугославский, настаивавший на том, что «весь текст Предисловия является сокращенным изложением материала, известного… по ПВЛ» (Бугославский 2006, т. 1. С. 294 и сл.).

53

Не вполне «заслуженные» похвалы «храбрости и мудрости» первых русских князей — Игоря и Святослава — свойственны риторике древнерусских книжников от Илариона до Вассиана Рыло (ср.: БЛДР, т. 7. С. 388–390). Возможно, во введении к НПЛ дается обычная для новгородской традиции «глухая» ссылка на некий престижный прецедент: в грамоте Новгорода тверскому князю Михаилу Ярославичу новгородцы ссылаются на обычай, по которому целовали крест Новгороду «първии князи, и дҍдъ твои (т. е. предки Михаила. — В. П.), и отьць твои» (ГВНП, № 7, с. 17).

54

А. А. Шахматов признавал, что эти слова были вставкой в текст Начального свода и сравнивал их со сходной характеристикой язычников в «Речи философа» (Шахматов 2002. С. 86).

55

Зависимость введения от «Повести о взятии Царьграда» явствует, в частности, из того, что Алексей Ангел назван во введении Александром, так как «Повесть» давала сокращенный вариант имени императора — Олекса (НПЛ. С. 240). Общим местом в отечественной историографии стали попытки отождествления различных исторических персонажей на основе совпадения их имен. Шахматов какое-то время усматривал в именах Олексы и Исаака представителей династии Комнинов, о которых не было речи в НПЛ. А. А. Гиппиус отыскивает схожие имена среди новгородских бояр конца XIV — начала XV в., которые мог вставить в текст составитель свода 1397 г. (Гиппиус 2009). О попытках отождествления Рюрика с Рориком Фрисландским, Вещего Олега — с Хельгу Кембриджского документа и т. п. см. далее.

56

Интересно, что А. А. Шахматов, отрицая принадлежность введения к эпохе монгольского нашествия, не находит, кроме того, «возможным допустить, чтобы Предисловие было написано во второй половине XII столетия лицом, видевшим продолжительную борьбу Юрия Владимировича с Изяславом Мстиславичем из-за Киева, почувствовавшим тот страшный удар, который нанес Киеву и всему старому укладу сын Юриев, Андрей Боголюбский» (Шахматов 2002. С. 384). Здесь текстолог вновь оказывается не в состоянии отказаться от современных ему историографических схем, в то время как новгородский летописец рассказывает о «страшном ударе», нанесенном Киеву, лишь следующее: «Иде князь Юрьи Андреевиць с новгородци и с ростовци Кыеву на Ростилавица и прогнаше ис Кыева, и стояше под Вышегородом 7 недель, и приидоша в Новгород вси здрави» (НПЛ. С. 223). Д. С. Лихачев предполагал, что в предисловии сознательно были опущены упреки в усобицах, ибо «Новгород в XII в. выигрывал от ослабления княжеской власти, но он существенно страдал от поборов, конфискаций, вир и других тягот» (Лихачев 1947. С. 96). Конечно, и беззакония новгородцев (под 1230 г.), и усобицы князей (под 1239 г.) привели, по летописи, к казням Божиим и нашествию поганых, но в контексте НПЛ это было именно монгольское нашествие.

К. Цукерман (2009. С. 284), в целом разделяющий подход автора к проблемам предисловия к НПЛ, увязывает фразу о «селах», но не городах, доставшихся поганым, с нашествием татар после битвы на Калке: поражение русских на Калке действительно потрясло Русь и Европу — было написано «Слово о погибели Русской земли», но «село» в древнерусских текстах означало, прежде всего, селение вообще.

57

А. А. Шахматов (Шахматов 2002. С. 183) предполагал, что перед словами о жизни «на своих местах» читался текст о расселении славянских племен, но не развил этой мысли.

О. В. Творогов (Творогов 1976. С. 7) предположил, что в Начальном своде читался некий текст, опущенный в НПЛ. Этот текст и представлял собой космографическое введение. См. полемику по этому вопросу (Гиппиус 1997. С. 52 и сл); Гиппиус 2012.

58

См. о Хронографе как о композиционной основе летописи: Истрин В. М. Замечания о начале русского летописания // ИОРЯС, 1921, т. 23, с. 45–102.

59

Существенная «описка» летописца была замечена еще А. А. Шахматовым: Сим, один из трех сыновей Ноя, в чьи пределы вторглись сыновья Хама, был «перепутан» с Сифом — одним из трех сыновей Адама и Евы, который «очистил семя» Адама — он родился после убийства Авеля Каином. Мнимая оговорка русского книжника характерна: от Сифа, по Библии, происходят все народы (Бытие 4, 25; ср. в славянском переводе Хроники Иоанна Малалы, 19, где потомок Иафета причислен к «колену Сифову, сына Ноева»; Истрин 1994. С. 27, 39) и сам Иисус (Лк. 3.38). В Хронике Амартола, в соответствии с 1-й книгой Паралипоменон, родословие Адама, доведенное до Иисуса Навина, продолжает Сиф; в самой же «Повести временных лет», равно как и в Новгородской первой летописи, Сиф упомянут в «Речи Философа» — греческого проповедника, излагающего Владимиру Святославичу основы христианского вероучения. После погребения Авеля «быв же Адам лет 200 и 30 роди Сифа и 2 дщери, и пояедину Каин, а другую Сиф, и от того человеци расплодишася и умножишася по земли» — и далее о праведнике Ное и трех его сыновьях. Это замещение Сима Сифом, как первопредком всех народов, характерно для древнерусской историографии, ведь русь считалась потомком Иафета, а не Сима. Но суть не только в этой (весьма информативной) «оговорке», а в том, что «Речь Философа» имеет тот же источник, что и библейские мотивы космографического введения, в том числе мотив «жребия братняя» — апокриф «Книга Юбилеев», или «Малое Бытие», где говорится (8.10–11), что на тридцать третий юбилейный год Сим, Хам и Иафет разделили землю на три части (Vanderkam 1989. С. 52; ср.: Franklin 1982. С. 6 и сл.).

60

А. А. Гиппиус сводит изначальный сюжет о хазарской дани к «фольклорной» мудрости полян, которые смогли избежать хазарской дани, но в НПЛ (С. 106) составитель текста «проговаривается», что реальными победителями хазар были «князи рускыи», как в сокращаемом им введении к ПВЛ. Поскольку ранее о русских князьях в НПЛ не говорилось, составителю пришлось делать неуместную оговорку — «Нь мы на преднее вовзратимъся», предложив неуклюжую конструкцию — «и по сих, братии тои, приидоста два Варяга»: далее следует рассказ о неведомо откуда взявшихся Аскольде и Дире, да и те лишь «нарекостася князема», хотя и сели княжить в Киеве и владеть полянами (см. ниже).

61

Существенно, что также воспринимает историю славян близкая летописной кирилло-мефодиевская традиция. В житийной полемике с хазарскими иудеями Константин Философ напоминает об обетовании, данном Иафету: «Да распространить Бог Иафета, да ся вселить в села Симовы» (БЛДР, т. 2. С. 44).

62

Рассуждения о том, что поляне, древляне и прочие в летописи не именуются прямо племенами и могут считаться предгосударственными объединениями (в советской историографии «союзами — племен») (ср.: Горский 2004), едва ли релевантны в отношении летописи. Летописная терминология отражает естественный язык, наименование в летописи плативших дань варягам словен, кривичей, чуди и мери «родами» не отражает их родовой структуры.

63

На статус Киева как «выморочного» города без «законных» правителей (после смерти Кия) обратил внимание К. Цукерман (Цукерман 2001. С. 64).

64

Такому разведению судеб Олега в новгородской и киевской версии, равно как судеб Новгорода и Киева, видимо, способствовала и информация о могиле Олега, которая, согласно НПЛ, находилась в Ладоге (киевские летописцы знали эту могилу у горы Щекавица: см. Петрухин 2000а. С. 222–229). Текст НПЛ о смерти Олега явно представляет собой неудачное сокращение текста ПВЛ, ибо фраза о возвращении Олега из похода на греков (заимствованная из ПВЛ): «И прозваша Олга вещии; и бяху люди погани и невегласи» (НПЛ. С. 109) лишена смысла. Новгородцем исключен текст о смерти от коня, а ведь именно он был призван разоблачить невежественность почитателей Олега. Неясно, насколько основательной была традиция о могиле Олега в Ладоге: позднейшее приурочение этого названия к одной из ладожских сопок вторично — скандинавы не хоронили в словенских сопках. Впрочем, для фольклорной традиции можно предполагать варианты преданий с разными локализациями могилы одного и того же героя или несколько могил, приписываемых одному и тому же лицу (ср.: Ловмяньский 1985. С. 143; книжный сюжет о могилах Хальфдана в «Круге земном», Снорри Стурлусон: 42). Тем не менее известие о могиле Олега в Ладоге давало новгородскому летописцу основания для создания собственной версии истории Олега.

65

Этимологические конструкции характерны и для ПВЛ: имя города Переяславля увязывается с типичной топонимической легендой о победе над печенегом, у которого богатырь «переял славу» (ПВЛ. С. 55); имя города Туров возводится в варяжскому имени Туры (ПВЛ. С. 36).

66

Р. Каяла, где князь Игорь Святославич потерпел поражение от половцев в 1185 г., отождествляется здесь с Калкой.

67

Отметим в связи с этим, что и введение к НПЛ в целом соответствует последующему изложению: «Новгородская волость» действительно предшествует киевской, ибо варяжские князья пришли туда еще «во времена Кия, Щека и Хорива» (НПЛ. С. 106), а Аскольд и Дир — после смерти полянских братьев. Некоторую проблему представляет фраза введения о «градах», что «почаша бывати по местом»: НПЛ специально рассказывает лишь об основании Киева. До определенной степени эту проблему проясняет фраза из варяжской легенды: изгнавшие варягов-насильников словене, кривичи, меря и чудь «начаша владети сами собе и городы ставити» (там же). Очевидно, речь идет о новгородских «пригородах», сепаратизм которых всегда волновал новгородцев.

68

Уже говорилось, что в НПЛ (ср. с. 202) этот текст отсутствует, там есть лишь скупое сообщение о вокняжении в 1093 г. Святополка и только его (или его и некоего Мстислава — в Синодальном списке) поражении от половцев: новгородца здесь не интересовали киевские события. При этом текст ПВЛ, включающий мотив оскудения земли «от рати и продаж», близкий мотиву введения к НПЛ о «творимых вирах и продажах», содержит также основной сюжет — о княжеских распрях, которые и приводят к нашествиям «поганых». Заметим (вслед за Д. С. Лихачевым), что введение к НПЛ не содержит сюжета княжеских распрей и поэтому не может рассматриваться как риторическая параллель к завершающей статье Начального свода.

69

Сторонники фольклорного происхождения киевской традиции игнорируют то обстоятельство, что речь в летописи идет не только о трех фольклорных братьях, но и об их речной «сестре» Лыбеди, что обнаруживает топонимическую основу киевской легенды.

70

В списке нет кривичей, зато есть полочане, сидящие на реке Полота в верховьях Западной Двины — в области кривичей, центр которой — г. Полоцк.

71

См. из работ по северо-западу Восточной Европы: Носов, Плохов, 2002; обзор — Макаров, 2012.

72

Конечно, исторические князья не занимались пахотой: их связь с пахотой и хлебом определялась календарными сроками их церковного почитания, временем сельскохозяйственной страды (2 мая и 24 июля старого стиля — СД—3, с. 650).

73

Стремление напрямую увязать воздействие западнославянской ремесленной традиции с политическими событиями в области ободритов (Горюнова 2007. С. 80) — военной кампанией Людовика Немецкого в середине IX в. представляется малообоснованным: экономические и культурные связи внутри складывающейся городской сети носят системный характер (ср.: обзор И. Херрмана в кн. «Славяне и скандинавы», с. 8 и сл.) и оказываются устойчивыми на протяжении раннего средневековья.

74

См. полемику по поводу целей и масштаба похода аваров против антов в 602 г., который завершился, по словам Феофилакта Симокатты, «уничтожением племени антов» (Литаврин 1999. С. 568–578). Отнесение неких «русов» к «антской группе» славян (Седов 2002. С. 255 и сл.) — очевидный анахронизм.

75

Впрочем, в недавней работе (1999. С. 65, 87) В. В. Седов уже не опирается на данные Захарии Ритора (ссылаясь на вероятные библейские истоки к имени Русь в контексте его истории), в последней же монографии вообще не поминает данных этого автора (Седов 2002).

76

В. В. Седов еще размещал русь рядом с баварами на Дунае в работе 1995 г. (Седов 1995. С. 125–126).

77

Мифологический контекст упоминания «русов» в хронике Захарии Ритора был не раз исследован специально (ср.: hulin 1981; Петрухин 1995. С. 42–47). Однако в научной литературе продолжают появляться конструкции, основанные на созвучии имен в сирийском тексте и славянской традиции (Максимович 2006). Р. Н. Кривко (2004) отрицал связь упоминания народа рос у Псевдо-Захарии с пророчеством Иезекииля, ошибочно приписав построения А. П. Дьяконова (1939) о «народе рос» как антском племени И. М. Дьяконову. При этом Кривко игнорировал контекст упоминания этого «народа». Целый выпуск сборника «Древнейшие государства Восточной Европы» (ДГ 2003), посвященный мнимым реальностям в античных и средневековых текстах, значительно расширил возможности понимания и интерпретации текста Захарии Ритора (см. далее о работах: Вуд 2005; Юрченко 2005, Рыбаков 2005).

78

Захария Ритор, автор-христианин, сначала перечисляет пять христианских народов Кавказа, к которым относит и гуннов, затем следует описание варваров-кочевников. «Анвар, себир, бургар, алан, куртагар, авар, хасар, дирмар, сирургур, баграсик, кулас, абдел, ефталит — эти 13 народов живут в палатках» и т. д. (Пигулевская 1941. С. 165). «Гуннские пределы» у Захарии даны чрезвычайно широко, если он включает в них и среднеазиатских эфталитов («белых гуннов»), но хазары (хасар) замыкают список кочевых народов северопричерноморских степей: себир — савиры, бургар — болгары, алан — аланы, куртагар — кутригуры, авар — авары, хасар — хазары. Это положение хазар в целом соответствует началу их истории на западной окраине Западнотюркского каганата: тюрки подчинили эфталитов и стали угрожать Ирану, в том числе в Закавказье — недаром Сасаниды стали укреплять Дербент, чтобы тюрки не прорвались в подвластную Ирану Армению через Каспийские ворота. В 626 г., когда славяне и авары осадили Константинополь, хазары уже были включены в геополитическую систему — ситуацию борьбы двух великих держав — и выступили в Закавказье на стороне Византии.

79

С. А. Плетнева (1988) напрямую определила амазонок как «социально-политическое явление», посчитав, что легенда о народе воительниц связана с теми периодами к жизни (прежде всего, кочевых обществ), когда мужчины уходили в поход и на защиту кочевий должны были встать женщины… Исторических примеров подобных событий исследовательница не приводит, зато приводимые ею фольклорные мотивы, в том числе сражение былинных русских богатырей с поляницами, кажется, ассоциируются с контекстом истории Псевдо-Захарии. Однако поляницы в русском эпосе не представляют женский народ, а богатыри встречают их в полном вооружении и на конях. Археологические погребальные комплексы, где знатных дам сопровождал не только богатый инвентарь, но и предметы вооружения, известны в донских степях в скифо-сарматское время, в эпоху викингов — в Скандинавии (ср. о «валькириях»: Петрухин 2011. С. 90—100). Но погребенных с такими почестями лишь условно можно именовать амазонками, или валькириями и т. п. «Историческое» свидетельство об амазонках можно усматривать в описании триумфа императора Аврелиана, в 271 г. разгромившего готов: так именовали римляне десяток женщин, сражавшихся вместе с готскими воинами и уцелевших после разгрома (Вольфрам 2003. С. 87, сноска 55). На этих воительниц было перенесено имя мифического женского народа — Иордан (О происхождении и деяниях готов: 51–57) писал, что готские женщины, покинутые мужьями, ушедшими в поход, стали амазонками, избрав себе правительниц; с ними сражался Геркулес, они пришли на помощь Трое и т. д.; Александр заключил их за Каспийскими воротами. Так или иначе, мифологические истоки мотива народа воительниц игнорировать невозможно (ср.: Маразов 1994. С. 139–143; Маразов 2013; Калинина 2010).

80

Исследователь сюжета Гога и Магога в европейской традиции замечает, что в «культуре Запада Гог и Магог воспринимались как псевдонимы любой политической угрозы — от готов Алариха до советов Брежнева» (Westrem 1998. P. С. 55; ср. Stepanov 2013).

81

Это подход опять-таки основывается на игнорировании контекста источника, ибо у Иезекииля к Гогу в земле Магог относятся прежде всего персы, эфиопляне и ливийцы (38.5) — народы Ближнего Востока, угрожающие Израилю, и лишь потом Гомер (киммерийцы) «со всеми отрядами его, дом Фогарма, от пределов севера» (38.6).

82

В еврейской версии романа Александр сталкивается на Ближнем Востоке с теми же категориями монстров, которые перечислены у Захарии Ритора: мужской народ, живущий в лесах и покрытый шерстью (вариант кинокефалов), неуязвимый, ибо ловит стрелу руками, соседствует с черными людьми, уже в Африке царь встречает амазонок (Гаркави 2000).

83

Бинарные оппозиции, свойственные архаической мифологии, характерны для описаний народов монстров и амазонок: в позднем (конец XIV в.) описании путешествия в Индию и страну Амазония, где жители были черного или белого цвета, имели два лица наподобие Януса и т. п. (Westrem 1998. P 54). Ср. русский перевод: Итинерарий Иоанна де Хесе, пресвитера маастрихского диоцеза (ПВЦ. С. 87 и сл.). Немецкий пресвитер, повествующий о паломничестве к земле легендарного пресвитера Иоанна, христианизирует амазонок — они навещают мужей трижды в год на церковные праздники и даже слушают мессу; мужское потомство не убивают, а отправляют к мужьям.

84

Впрочем, если считать «народ» великанов традиционной для средневековья реминисценцией библейских допотопных гигантов (ср. о обрах-аварах в славянской традиции — глава I.3), то «исторически» он относятся к доистории (русской доистории в Начальной летописи).

85

Ср., однако, разделение мужского и женского потомства в рассказе Плиния о кинокефалах (Naturalis historia, VII.3.2): эфиопы, к северу от которых обитали кинокефалы, выпасали стада этих чудовищ, сохраняя лишь женское потомство, чтобы получать молоко. Космограф начала VIII в. Этик Истрийский также подчеркивает различие в облике женских и мужских особей народа кинокефалов: мужчины у них — великаны, голова которых похожа на собачью (ср.: Вуд 2005. С. 15–16).

86

Любопытна инверсия мотива амазонок в позднесредневековой русской историографии: в трактате «Историчествующее древнее описание и сказание» Т. Каменевича-Рвовского рассказывается, как «славеноросские предки» — «старии новгородстии холопи», желая поискать славы и расширить «во все концы вселенной» пределы своей земли, завоевывают царство амазонок и затем обрушиваются на исторические страны — «на тройския и ельланскии державы», Трою и Элладу. Они покоряют весь мир и доходят до противоположных пределов ойкумены, где близ блаженного Рая расположена земля мифических рахманов (брахманов). Тогда сам Александр Македонский и отправляет к ним «Грамоту», где просит о мире (как просили о мире русь византийские императоры) и уступает земли от «моря Варяжского до моря Хвалынского» — Каспийского и далее (см. Мыльников 1996. С. 71–72 и Введение).

87

Ключевский (т. 1. С. 259). О близких взглядах Любавского и Грушевского на роль хазар см.: Новосельцев А. П. Образование Древнерусского государства и его первый правитель // ДГ. 1998. М., 2000. С. 434–435.

88

См. о «волынцевском горизонте» в Киеве — Комар 2012. С. 313 и сл.: при этом автор последнего обзора дорусских киевских древностей отмечает, что среди них нет престижных находок, которые могли бы свидетельствовать о Киеве как племенном центре.

89

Показательно, что летопись отмечает различие в форме дани, которую назначил среднеднепровским славянам Олег: с правобережных древлян он берет по черной куне, с левобережных радимичей — по «щьлягу», как они платили хазарам. Отсутствие монет IX в. в Среднем Поднепровье (равно как и в Нижнем Поволжье) объясняется энтузиастами развитого монетного обращения на юге Восточной Европы быстрым прохождением серебра через эти регионы: монета оседала в «тупиках» торговых путей. Эта гипотеза явно не работает в отношении Среднего Поднепровья и особенно Киева: в Х в. там насчитывается несколько тысяч монет, но нет никаких оснований считать столицу Руси «тупиком» — напротив, именно в Х в. Киев, по данным всех источников, становится центром международной торговли (ср.: Нунан 1987).

90

Ср.: Мельникова, Петрухин 1995; Мачинский 2002 и др. С точки зрения лингвистики (Гиппиус 2002. С. 89–90; Гиппиус 2007) «новгородская» редакция (или редакция Начального свода в реконструкции А. А. Шахматова), согласно которой Рюрик сел в Новгороде, является более архаичной, что, впрочем, не отменяет гипотезы о большей исторической достоверности «ладожского» варианта.

91

В средневековой топонимии на территории к западу от Кубенского озера отмечается значительное число топонимов, возникших на основе этнонима словене — оз. Словенское, с. Волок Словенский, р. Словенка — приток Шексны, д. Словенка (АСЭИ, II).

92

Скептицизм в отношении списка городов, которые Рюрик согласно ПВЛ раздал своим мужам после смерти братьев, опирается на традиционное представление о первичности текста НПЛ («Начального свода»), где этот мотив отсутствует. Парадоксальным образом именно в этом списке усматривают «явную модернизацию», ибо практика раздачи городов в кормление известна лишь со второй половины XI в., а более ранняя пратика была связана с данью с «примученных» племен (ср. Темушев 2012. С. 275 со ссылкой на И. Я. Фроянова); то обстоятельство, что призванные князья также получают города, видимо, не вызывает сомнений, ибо эти города перечислены и в варяжской легенде НПЛ; игнорируется и рассказ о раздаче «градов» варягам в 980 г. (ПВЛ. С. 37; НПЛ. С. 128. ср. Боровков 2012).

93

См. об источниках комментарии к ПВЛ. С. 406, 598.

94

Даже если «вполне допустимо думать», что в несохранившемся послании Василия I за правителем народа «рос» признавался титул «каган», благо этот титул упоминается восточными авторами IX в., повествующем о пресловутом «острове русов», остается совершенно неясным, где мог располагаться сам «Русский каганат» с подчиненными ему народами в 830-е (!) гг. (см. Назаренко 2012. С. 16–35). Ср. ниже в главе 4 о гипотезе К. Цукермана (2007), помещающем центр «каганата» на Новгородском Городище. Правда, у А. В. Назаренко речь идет о восточнославянской (или славянизированной) «прото-Руси», торгующей в Баварии с начала IX в. по некоему западному пути, ведущему через «прото-Прагу» из Среднего Под-непровья (прото-Киева?), и автор сознательно в книге, посвященной «археологической панораме» (Русь в IX–X веках…), не обращается к данным археологии (Назаренко 2012. С.35): нет никаких данных о предполагаемом пути и судя по обзору в «археологической панораме», которой предпослана статья Назаренко (см. Леонтьев, Носов 2012). Ср. о «русском каганате» в главе 4 § 1.

95

На этот титул, впрочем, претендовали едва ли не все правители государств Евразии, возникших после распада Тюркского каганата (ср. Кляшторный 2010. С. 180–241). Ибн Хордадбех ок. 840 г. сообщает о том, что «цари тюрок, Тибета и хазар — все они каганы, за исключением царя карлуков, которого называют йабгу» (Ибн Хордадбех. С. 60; И. Г. Коновалова отмечает в связи с этим, что после падения Уйгурского каганата в 840 г. карлукский йабгу стал претендовать на титул кагана, но правитель русов не наделяется этим титулом, хотя осведомленный восточный автор знал, что русы платят пошлину «правителю Рума» (византийскому императору) (Джаксон и др. 2013. С. 221–222).

96

Томас Нунан (Noonan 1994) обратил внимание на то, что восточные источники с 880-х гг. не упоминают о торговой активности руси в Закавказье: наступает время военных походов, контролируемых той же Хазарией.

97

Помимо приведенных в указанной работе параллелей, касающихся керамики и височных колец, характерны также находки в скандинавских комплексах Гнёздова (Л—47) и Киева (камера 920-х гг. из новых раскопок) вещей, произведенных в позднем «аварском» стиле. Попытки реконструировать связи Верхнего и Среднего Поднепровья с опорой на суммарные датировки вещей, без учета комплексов, и отнести начало этих связей к середине IX в. представляются малообоснованными (см. о нижних датировках Гнёздова — Каинов 2001).

98

Заметим, что в славянской топонимике топонимы с основой «козар» весьма многочисленны (вплоть до Польши), но не свидетельствуют о хазарском расселении, а восходят к обозначению пастуха коз (Альтбауэр 1991. С. 13–14).

99

Раннесредневековое поселение открыто и на территории Танаиса (Нидзельницкая, Ильяшенко 2007).

100

Можно относить это поселение к тем городам, что «выросли из стойбищ» хазарских аристократов (ср.: Плетнева 2002. С. 123). Ср.: к сходным проблемам в связи с соотношением «аула и града» в дунайской Болгарии (Рашев 1994).

101

См. о проекте: Восточная коллекция, лето 2006; Флёров, Петрухин 2004.

102

См. обсуждение проблемы в журнале «Славяноведение» (2004, № 4); Петрухин 2004.

103

Предшественником подобного рода историографических конструкций можно считать романтического предтечу славянофилов Ю. И. Венелина (первая треть XIX в.), относившего к славянам не только гуннов и протоболгар, но и этрусков. Все эти конструкции ныне без всяких комментариев тиражируются неразборчивыми авторами и издателями.

104

Исследователи Салтова считают его форпостом Хазарского каганата на западе (ср.: Аксенов 2006).

105

Последний рейд хазар датируется 779 г. (Golden 2011. P. 153).

106

Практически на всех упомянутых памятниках обнаружены предметы хазарского происхождения: ср. Рябинин, Сениченкова 2009; Пушкина 2007.

107

Рассуждения об исчезновении племенных традиций у восточных славян в эпоху расселения, формирования предгосударственных общностей — союзов племен (в советской историографии), образований вроде балканских «Славиний», вождеств, о появлении бигменов (в терминах социальной антропологии) и т. п. (ср.: Горский 2004. С. 20–35; Шинаков 2002. С. 138 и сл.; Curta 2001) продолжают носить преимущественно риторический характер. См. недавний историографический обзор: Алимов 2008. Заметим, что термин «племя» относится к «естественному» русскому (и древнерусскому) языку, и значение его связано с доминантой кровнородственных отношений над государственными (в историческом контексте). В этом смысле его употребление в историографии едва ли может вызвать возражения.

108

О подчинении варягов вечевым порядкам славян писал еще «норманист» Н. А. Полевой (1829) — ср. обзор историографии: Вилкул 2009. С. 19 и сл.

109

См.: Ладога и ее соседи в эпоху средневековья (СПб., 2002); Старая Ладога — древняя столица Руси: каталог выставки (СПб., 2003).

110

Cultural Interaction between East and West (Stockholm 2007), там же — список работ И. Янссона; Duczko W. Viking Rus: Studies on the Presence of Scandinavians in Eastern Europe (Leiden, Boston, 2004).

111

См. во Введении. Ср. также: «Антинорманизм»: Сборник Русского исторического общества. М., 2003.

112

Котляр Н. Ф. В тоске по утраченному времени: Рецензия на Сборник Русского исторического общества «Антинорманизм» // Средневековая Русь. Вып. 7; Мельникова 2009; Мишин Д. Е. Рец. на кн.: Галкина Е. С. Тайны русского каганата. М., 2002 // Славяноведение. 2003. № 4.

113

Обзор и критику этих построений содержит недавняя монография: Тортика 2006. С. 191 и сл.

114

Совпадение имен этих правителей до сих пор провоцирует на поиски южнобалтийских и даже балтийско-славянских истоков русской государственности (ср.: Горский 2004. С. 37; Янин В. Л. О начале Новгорода // У истоков русской государственности: 209).

115

Мачинский 2003. С. 28. Хронология поселений в указанном регионе — предмет дискуссии (см. Богуславский 2006; см. также главу 7).

116

Сравнительный материал к статье М. А. Сагайдак «К истории градообразования на территории древней Руси» был дан В. В. Мурашевой (раскопки к Гнёздове) и автором при подготовке «Истории русского искусства» (Т.1. под редакцией А. И. Комеча, М., 2008). См. также обзорные статьи в кн.: Русь в IX–X веках: археологическая панорама. М., 2012.

117

В обзорной статье 2012 г. А. В. Комар увязывает гибель волынцевской культуры в 830-х гг. с «военной акцией» Аскольда и Дира, хотя признает анахроничность такой конструкции, равно как и отсутствие скандинавских следов этой акции (Комар 2012. С. 303) — заметим, что и летописи не говорят о завоевании, напротив, речь в них идет о переговорах («ряде») с полянами. Более актуальными представляются наблюдения А. В. Комара о проникновении древлян и носителей культуры Луки Райковецкой (ср. карту — рис. 7), что соотносится с летописным известием об «обиде», которую чинили полянам «древляне и иные окольные» (Комар 2012. С. 325).

118

Ср. одну из последних прижизненных публикаций Г. С. Лебедева (Лебедев 1994), стремившегося увязать и ранние материалы Изборска с данными летописи о Труворе.

119

Уникальное свидетельство существования отдельного сезонного лагеря таких «гостей» (ср. погост — как обозначение стана для дружины, собирающей дань) обнаружено А. Е. Леонтьевым возле Сарского городища (и Ростова). Лагерь, возможно, и просуществовал один летний сезон в начале Х в. Его инвентарь — предметы вооружения (в том числе скандинавского происхождения), весовые гирьки, серебряные восточные монеты — свидетельствует о занятиях «гостей» (Леонтьев 1996. С. 99–103).

120

Н. Н. Велецкая (Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978), обратившая внимание на эти сюжеты, в духе «исторической школы» трактовала их как свидетельства ритуального убийства стариков — жертвоприношений родителей в славянской языческой традиции.

121

В Ипатьевском варианте Рюрик сел сначала в Ладоге, «срубив» там город, затем создал город в Новгороде (ПСРЛ, т. II, стб. 14).

122

Следующий этой традиции «завоевания» П. С. Стефанович (2012) использует обычный для скептиков аргумент: «ряд» упоминается в позднейшей и, стало быть, недостоверной ипатьевской редакции Начальной летописи; однако текстологические изыскания демонстрируют, что для этой редакции характерно как раз уточнение исторических фактов начальной русской истории — фактов, почерпнутых как раз в Ладоге (ср. Гиппиус 2012. С. 62). И уж вовсе невнятной представляется скептическая позиция Стефановича в отношении «ряда», ибо автор настаивает, что «доходы» князь получал «по установленным нормам, которые [племенная] знать не позволяла нарушить» (Стефанович 2012 а. С. 265). Неясно, чем эти «установленные нормы» отличались от ряда.

123

Лаврентьевский, Ипатьевский и Троицкий списки ПВЛ позволяют чтение «вся земля наша велика и обильна», но соединительный союз и («Чюдь, словКни и кривичи и вся») позволял со времен Г. Миллера безосновательно превращать обозначение совокупности всех племен, призывавших князей, в «дополнительное» племя весь (ср.: Приселков 2002. С. 58).

124

Тот же автор (Барац 1924, т. 2. С. 108 и сл.) указывает библейскую параллель и варианту варяжской легенды в НПЛ: там освободившиеся племена «начата владѢти сами собѢ и городы ставить. И въсташа сами на ся воевать /…/ и въсташа град на град» (НПЛ. С. 106). В пророчестве Исайи (XIX, 2) о распрях египтян говорится: «и будут сражаться /…/ друг против друга я город с городом». Ср. парафраз у Георгия Амартола (34б): язычники «несыти быша грѢхы творяща, градъ бо на градъ крамолу имяше, и языкъ на языкъ сташе». После распрей, согласно пророчеству Исайи, к египтянам явится «жестокий властитель».

125

Очевидно, что та же библейская традиция воздействовала на рассказ о происхождения власти хазарского кагана у Кембриджского анонима: люди Хазарии поставили одного из мудрецов судьей над собою — его по-хазарски называли каганом, царем же стал удачливый полководец, способствовавший обращению хазар (Коковцов 1932. С. 115–116).

126

Т. Л. Вилкул (2009. С. 40 и сл.) отмечает соответствие этой лексики церковно-книжной топике, в том числе библейской: «И собра царь Соломонъ вся старѢишины Израилевы» (3 Царств, 8.1–2) и т. п. Отсутствие в древнерусской традиции «выделенной» социальной лексики (включая и лексему дружина — ср.: Вилкул 2009. С. 72 и сл.) делает еще более существенным исторический контекст — употребление подобных формул в правовых текстах, особенно относящихся к дохристианскому периоду (договорах с греками и т. п.).

127

Контекст трактата Константина Багрянородного, где говорится о договорных отношениях — «пакте» руси («всех росов») с пактиотами-славянами не позволяет, на взгляд комментаторов (Мельникова, Петрухин 1991), игнорировать летописную формулировку о дружине как «всей руси» и сводить оборот «все росы» к общим местам греческой книжности (ср.: Назаренко 2009. С. 265).

128

Показательно, что поздние исландские саги нередко делят Русь — Гардарики — на три части, при этом иногда дополняют реальное деление — Новгородскую землю (Хольмгардарики) и Киевскую землю (Кэнугарды) — мифологическим, помещают там Етунхейм — страну великанов (см. Мельникова 1986. С. 210), что естественно для скандинавских книжников, ведь Русь была для них краем ойкумены. Достаточно ясны глубокие космологические — мифопоэтические — корни такого тернарного деления, в частности, в скандинавской традиции, согласно которой мировое древо Иггдрасиль имело три корня, простиравшихся к трем мифическим царствам — богов, великанов и преисподней. Таким образом, мировое древо моделировало тернарное деление пространства не только в вертикальной, но и в горизонтальной проекции.

129

Эпическое число дружинников — 30 (33) — в русском былинном эпосе обнаруживает индоевропейские истоки и связь с административным делением в раннегосударственных образованиях (ср. Прохоров 1996). Ср. летописные данные о 300 «золотых поясах» в Новгороде, 30 старейшинах, управлявших в Полоцке в отсутствие князя (ПСРЛ, т. 32. С. 20–21), и т. п.

130

Ср. характерные слова «ряда» между дядей Вячеславом Владимировичем (сыном Мономаха) и племянником Изяславом Мстиславичем: «Ты мои еси отец, а ты мои и сын, у тебе отца нету, а у мене сына нетуть, а ты мои сын, ты же мои брат» (ПСРЛ, т. 2, стб. 418; ср.: Колесов 1986. С. 55 и сл.).

131

Наследник Владимира Мономаха Мстислав в 1129 г. отправил все семейство полоцких князей в ссылку в Царьград (ПСРЛ, т. 1, стб. 301), предельно приблизив их к вожделенному образцу.

132

А. А. Горский (2004. С. 36 и сл.) попытался обойти летописную конструкцию о варяжском происхождении имени «русь» ссылкой на временное значение предлога «от» в исследуемом контексте: якобы здесь предлог означал, что со времен появления варяжских князей государство, возникшее в Киеве (?), стало именоваться Русской землей. В летописи в этом значении используется предлог «оттоле» (ср.: Перухин 1995. С. 77 и ниже). Как название «русь» распространилось из Киева, автор не объясняет (на невразумительность схожих построений еще в Синопсисе указывалось во Введении). Игнорирует Горский и общую для начального летописания формулу «от рода» (и «от»), обозначающую генезис, а отнюдь не время становления общности: возвращаясь к рассказу о киевских полянах, ПВЛ (с. 10) напоминает, что они «сущее от рода словѢньска… а древяня (древляне. — В. П.) же от словѢн же» и т. п. «Росы» Бертинских анналов, признающиеся, что они «от рода свеонов» (шведов), равно как и послы «от рода русского» со скандинавскими именами в договорах Олега и Игоря с греками традиционно (для антинорманистского дискурса) объявляются норманнами на русской службе и т. д. (Горский 2004. С. 45 и сл.). См. о формулах договоров с греками и «всей руси» в § 2.

133

См. критику построений А. А. Молчанова и А. А. Гиппиуса в отношении варяжской генеалогии новгородских боярских родов (Стефанович 2008. С. 241 и сл.). Характерный для раннесредневековой историографии переход из социального в этнический «регистр» часто сбивает с толку исследователей: русь «от рода свеонов» в Бертинских анналах или «от рода франков» («варяжьска» в славянском переводе) в Хронике Амартола приводили к поиску соответствующего «племени» в составе приводимых в источниках народов, в то время как речь шла о дружинном объединении (ср.: Бибиков, Мельникова, Петрухин 2000). Вероятность воздействия перевода Хроники Амартола о руси «от рода варяжьска» на начальное летописание нуждается в дополнительном исследовании.

134

Шахматов (2002. С. 211–212) настаивал, что Словене в неудобочитаемой конструкции «Варязи мужи Словене» является вставкой раннего новгородского сводчика (в реконструируемом своде 1050 г.), и сводил все к известной конструкции «и беша у него мужи варязи, и оттоле прозвашася Русью» исходя из своей гипотезы о происхождении имени «русь» от киевских скандинавов.

135

Как уже говорилось, непонятным выражение «вся русь» оставалось и для А. А. Шахматова; при этом он считал «недоразумением» характеристику дружины как «предивной» (Шахматов 2003. С. 227–228); действительно, определение относится к церковнославянской лексике. В позднейшем летописании (Тверская летопись — ПСРЛ. Т. XV Стб. 30) говорится просто о «дружине многой»; в том же летописце князья, «храбры и высокоумны», идущие на Калку в 1223 г., имеют «дружину многу и храбру» (там же. Стб. 336). Вряд ли подобные «парные определения», даже с учетом «библейского источника», могут прямо характеризовать древнейшее дружинное предание (ср. Гиппиус 2012. С. 54). П. С. Стефанович игнорирует проблему дружинного значения имени «русь», сводя ее к «некоторым общим соображениям» (Стефанович 2009. С. 13–16).

136

Упомянутая чешская легенда о призвании на стол пахаря Пшемысла, передаваемая Козьмой Пражским (Чешская хроника 1.6), содержит формулу призвания, обращенную к Пшемыслу: «Госпожа наша Либуше и весь наш народ просят тебя прийти поскорей к нам и принять на себя княжение». Впрочем, близкие параллели известны и неславянской — германской традиции: наследник лангобардского престола явился из морского путешествия к своему народу и нашел там «всех дворцовых слуг и всю королевскую дружину», затем «всеми лангобардами был возведен на трон» (Павел Диакон, V. 33).

137

Во «Внешней Росии» (в Немогарде — Новгороде) при Игоре сидел Святослав. Существенно при этом, что, согласно информаторам Константина, «все росы» локализовались в Киеве (Константин Багрянородный. Об управлении империей. Гл. 9.).

138

К. К. Акентьев вслед за многими авторами (ср.: Флоровский 1925 и др.) сводит первые упоминания руси в восточных и византийских текстах к эсхатологическим коннотациям. Впрочем, все народы севера, начиная с эпохи Великого поселения, вызывали эсхатологические ассоциации с Гогом из земли Магог, князем Рос и т. п. Норвежский филолог X. Станг, выдвинувший «герульскую версию» происхождения имени «русь», обратил особое внимание на связь эрулов/герулов с признаком «красный (цвет волос)», могучим телосложением и т. п., что было присуще и ранним описаниям руси. Характерна распространенная книжная этимология, возводящая имя «русь» к красному (рыжему/русому) цвету волос (Станг 2000; ср. близкую конструкцию — Максимович 2006 и критику этимологических подобных построений — Кулешов 2009). Заметим, что те же апокалиптические конструкции возникали в средневековье в связи с совершенно иным этнокультурным феноменом: представлениями о «рыжих (красных)» евреях, запертых Александром за Каспийскими горами, и т. д. (Гау 1999).

139

Библейские и античные пейоративные реминисценции еще долго использовались в средневековой историографии. Ср. уже упоминавшиеся слова шведского дипломата и историка Петрея (1615 г.) о Московии, которую он отождествлял с Мосохом: «гнусным и жестоким нравами и привычками, также и своими грубыми и отвратительными делами». Он поселился «между реками Танаисом, Борисфеном, Волгою и Москвою, где еще и ныне живут его потомки» (Петрей 1997. С. 215; ср.: Мыльников 1996. С. 32 и Введение).

140

Эта этимология, предложенная еще в XIX в., принятая В. Томсеном, М. Фасмером и большинством лингвистов (в том числе современными толковыми словарями русского языка), была многократно ошельмована, но никем не опровергнута. Не обращается к словарям и В. В. Фомин; не будучи лингвистом, он предлагает в полемической заметке устаревшие соображения по этимологии имени «русь» («Родина», 2009, № 10).

141

Итоги археологических исследований на восточноевропейской части пути подведены в комментариях к материалам каталога «Путь из варяг в греки и из грек» (М., 1996). История западноевропейских трансконтинентальных путей рассматривается в книге: Hodges, Whitehouse 1989.

142

На Правобережном Цимлянском городище во время раскопок С. А. Плетневой (1958) был обнаружен ранний клад дирхемов, включающий хазарское подражание первой трети IX в. (Быков 1974).

143

См. Hodges 1989. P. 154 ff.; Randsborg 1991. P. 137 ff. Денежная система Каролингов была ориентирована на византийскую имперскую традицию, исламская монета практически не имела хождения в государстве франков (ср. Гарипзанов 2000), хотя весовые системы Халифата естественно воздействовали на развитие мирового рынка, в том числе на реформу денежной системы франков при Карле Великом (Hodges, Whitehouse 1989. С. 6–8, 118).

144

Джонс 2003. С. 214–215. Арабы оказались более удачливыми, атаковав Рим в 846 г.: им удалось подняться к вечному городу от Остии по Тибру (Кардини 2007. С. 33).

145

Ср.: Франклин, Шепард 2000. С. 89 и сл.; Калинина 2001.

146

Речной путь оказывался ловушкой для тех, чья безопасность не была обеспечена по маршруту. Об этом свидетельствует судьба князя Глеба Владимировича, опасавшегося убийц на Днепре у Смоленска и пытавшегося держаться в своем корабле «посреди реки». Убийцы, однако, «имше корабль за ключи» (уключины) и расправились с князем. См.: Чтение о житии и погублении Бориса и Глеба (Милютенко 2006. С. 374).

147

Джаксон и др. 2007. С. 326 и сл. Ср. предположение о связи наименования главных пунктов на пути из варяг в греки — Новгорода, Киева и Константинополя — «гардами» в скандинавской традиции с договорными отношениями дружин руси с жителями главных городов (см. в главе VII).

148

Noonan 1987. С. 182 ff. Поступление монеты могло быть затруднено также передвижением венгров и печенегов в степи, равно как и кризисом в самом Халифате (ср.: Callmer 2000. P. 75).

149

Сагайдак, Мурашева, Петрухин 2008. С. 81–108. Ср. планировку Дорестада (Hodges, Whitehouse 1989. P. 99).

150

Замечательно раннее подражание аббасидскому динару, чеканенное в Англии при короле Оффе (до 796 г. — Франклин, Шепард 2000. С. 28). Показательна находка саманидского дирхема (898 г.) в англосаксонском Винчестере, планировка которого напоминает планировку «виков», хотя город противостоял в Х в. нашествиям «датчан» (Biddle 1970). Обнаружен саманидский дирхем и в викингском Йорке (Vikingerne. S. 130; ср.: Muller-Wille 2009. S. 466–467). Интересен с точки зрения распределения восточного серебра на северо-западе Европы клад Х в. из Neble в Дании, содержащий болгарские и хазарские подражания арабским монетам (Treadwell 1993).

151

См. Бродель 2008. С. 503. Восстановление трансконтинентальных магистралей стало задачей России уже в московский период истории (ср.: Бродель 2002. С. 263–267).

152

Международная общественность намеревалась обсудить «варяжские проблемы» на междисциплинарном симпозиуме в Дании в октябре 1968 г.; материалы симпозиума были опубликованы (Varangian problems. Copenhagen, 1970), но исследователи из Восточной Европы (стран Варшавского блока) не участвовали собственно в дискуссии, ученых разделили чехословацкие события 1968 г.

153

Впрочем, эти порядки были впервые продемонстрированы как раз норманнам, когда датский конунг Харальд Клак в 826 г. получил от своего союзника Людовика Благочестивого плодородные земли и виноградники, совершив оммаж и принеся присягу (см. Ле Гофф 2000. С. 226, 238).

154

Мельникова, Петрухин 1991. С. 219–229. Х. Ловмяньский писал, что викинги повсюду вынуждены были договариваться с местными властями, благодаря чему могли добиться некоторых успехов (Ловмяньский 1985. С. 92). Власти империи франков жаловали викингам лены в устьях рек с тем, чтобы они охраняли империю от других пиратов (ср.: Роэсдаль 2001. С. 173; Джонс 2003. С. 228).

155

Руси важно было удержать славянские племена под своей властью: из древнейшего летописания известен случай, когда данники уличи, «примучанные» воеводой Игоря, отошли из бассейна Днепра в междуречье Буга и Днестра.

156

Маркс 1989. С. 4. По Марксу, эта система была «естественным следствием примитивной организации норманнских завоеваний».

157

Обстоятельный филологический анализ дан еще Вильгельмом Томсеном. Ср. переиздание: Томсен В. Начало Русского государства // Из истории русской культуры, т. II. М., 2002, с. 196–197. Правда, датский филолог настаивал на том, что имя русь было племенным названием; и даже термин варяги имел, по его мнению, «этнографическое» (географическое) происхождение (там же, с. 207–208).

158

Название норманны соотносимо с древнескандинавским обозначением норвежцев — norðmaðr (Фасмер 1987, т. III. C. 84).

159

О тенденциозности этих конструкций на примере работ А. Г. Кузьмина писал А. А. Зимин (Зимин 1974. С. 460).

160

Ипатьевский вариант ПВЛ в космографическом введении сообщает, что «придоша Оугри БѢлии и наследиша землю СловѢньскую, прогнавше Волохы, иже беша преже приялѢ землю Словеньску» (ПСРЛ, т. 2, стб. 10). Неясно, кого имеет в виду летописец под «белыми уграми», ибо далее говорится о венграх, как о «черных уграх», пришедших на Дунай при Олеге».

161

ПВЛ. С. 15. А. А. Шахматов (1940. С. 85–86) не обратил внимания на этногеографический — «хронотопический» — контекст фрагмента о походе угров до Солуня, посчитав, что летописец неумело сократил «Сказание о преложении книг» в той части, где должно было говориться о судьбах кирилло-мефодиевской традиции после венгерского завоевания. В реконструкции Шахматова «Сказание о преложении книг» здесь опиралось на другое сочинение — «Сказание о русской грамоте», где уничтожение кирилло-мефодиевской традиции в конце Х в. приписывалось чешскому латинскому миссионеру Войтеху. Дальнейшие исследования (В. М. Истрин и др. — см. Живов 2000. С. 552–585) показали, что соотношение двух «Сказаний» было как раз обратным: Войтех не был гонителем последователей Константина и Мефодия, а «Сказание о русской грамоте» опиралось на текст ПВЛ или напрямую — на «Сказание о преложении книг». Существенно при этом, что перечень народов, которым была дана славянская грамота, совпадает в ПВЛ и «Сказании о русской грамоте»: это морава, чехи и ляхи. При этом в «Сказании о русской грамоте» этот перечень не конкретизируется — Константин научил «мораву и ляхы и чехы и прочая языкы» (Живов 2000. С. 584). В ПВЛ, напротив, важен список ляшских народов, потому что он включает полян, которых летописец сближает с полянами днепровскими. Судьбы кирилло-мефодиевской традиции у дунайских славян после венгерского завоевания уже не волнуют летописца после того, как он может обратиться собственно к Руси.

162

Ср. о договорной лексике, включающей формулировку «вся русь» (все росы) у Константина Багрянородного — глава IV.3. К. Цукерман (2008) предположил, что включение договоров в текст «Начального свода» вообще привело к составлению новой летописи — «Повести временных лет».

163

Заметим, что угорская тема «окаймляет» рассказ о миссии славянских первоучителей. Под 902 г. летопись содержит рассказ из Амартола о том, как император Лев нанял угров против болгар; затем говорится о том, как Олег привел наследнику Игорю жену Ольгу из Пскова (903 г.); далее (907 г.) — о легендарном походе Олега на Царьград. В результате похода и был заключен упомянутый договор 911 г. Ср. координаты, которые дает для описания размещения венгров (турок) Константин Багрянородный (глава IV.2): они пребывают в Моравии за Дунаем, путь от которого до Фессалоник занимает 8 дней.

164

В славянских переводах слово «поганый» служит эквивалентом греческого barbaros (Франклин 2010. С. 447).

165

Новый этап в исследовании планировки раннегородских портов бросается в глаза в сравнении с обзорами, восходящими к ситуации 1990-х гг. (ср.: Clarke, Ambrosiani 1995; Петрухин 1995. С. 154–169).

166

Это положение Гнёздова на перекрестке международных путей между Киевом и Новгородом провоцирует исследователей на отождествление его с загадочной Арсой восточных рассказов о трех группах руси (ср.: Новосельцев 1965. С. 419: Горский 2004. С. 64–65). Гнёздово никоим образом не «подходит» для такого отождествления: дело не только в том, что его расцвет, позволяющий сопоставлять этот центр со «столицами», относится к середине Х в. (а информация о трех центрах руси восходит к IX в.), но и в том, что поселение было открыто для иноземцев — как скандинавов, так и мораван, в то время как в Арсу не допускались иноземцы (см. из последних публикаций: Смоленск и Гнёздово. М., 1991; Гнёздово: 125 лет исследования памятника Археологический сборник ГИМ. — Вып. 124. М., 2001; Гнёздово. Результаты комплексных исследований памятников. СПб., 2007).

167

Проблема обсуждалась, в частности, во время защиты диссертации автора в марте 1994 и в отзыве В. Л. Янина.

168

Подобные привески обнаружены в Гнёздове, на новгородском Городище (см. каталог Белецкий 2004) и древнерусских городах — Киеве, Новгороде, Ладоге, Чернигове, Полоцке (см. главу IV, сноска 13) и у народов, «иже дань дают Руси».

169

Ока, как уже говорилось, играла существенную роль в процессе распределения восточного серебра, в функционировании трансконтинентальных коммуникаций с IX в., и эту роль можно считать прогностичной для будущего столичного региона.

170

Существенно, что технология производства ножей в Искоростене, граде древлян, взятом дружиной Ольги, лишена воздействия скандинавской традиции, характерной для погостов.

171

Материалы киевского «дружинного» некрополя II проанализированы В. Н. Зоценко (Зоценко 2010). Исследователь увязывает этот некрополь с поселением Х в. на горе Юрковица (Лысая гора), которую П. П. Толочко склонен отождествлять с летописной Хоревицей. Зоценко считатет эти археологичечские памятники остатками экстерриториального дружинного лагеря на северо-западных подходах к Киеву. На южной окраине Киева исследуется также Китаевское городище X в., получившее укрепления в середине этого столетия.

172

Формирование сети городских поселений, в том числе дуальных центров, в недавней статье исследователи связывают с некими «очагами напряжения», протяженность которых колеблется от 2 до 15 км (Булкин, Седых 2010).

173

Сам летописный термин Поромонь двор (НПЛ. С. 174) указывает на то, что варяги стали уже чужестранцами (Поромон двор — сканд. farmannagardr, «купеческий двор» — Мельникова 2011. С. 387), чьи дворы пользуются экстерриториальностью, о которой свидетельствует и «Русская правда».

174

Слово «язык» означало в начальном летописании народ, племя: язычники (поганые) — люди, следующие племенным обычаям, а не универсальной мировой религии — христианству. И. Я. Фроянов (1996) усматривал в обычаях древнерусских городских общин (расправе над князями и т. п.) наследие дохристианского культа. Ср. схожий взгляд на вече: Петров 2003. К языческому культу в христианский период эти обычаи отношения не имели (ср.: Петрухин 2000 и далее — главу XI).

175

Наиболее обстоятельное исследование принадлежит Е. А. Рыдзевской (Рыдзевская 1978. С. 173 и сл.). См. также популярную работу: Котляр 1986. С. 56 и сл.

176

Ср. предположение о «синхронизации времени существования двух держав (империи последнего Аморита и варяго-русского княжества Рюрика)»: Цыб 2011. С. 108.

177

В разных редакциях летописи имеются в виду то паруса из паволок (Лаврентьевская), то из коприны (? — Ипатьевская) — то ли шелка, то ли неумело сшитые (др. — рус. кропати): редакторам летописи неясны были терминология и смысл эпизода (ср.: Рыдзевская 1932. С. 473).

178

Роль договоров в истории начального летописания — особая проблема; ср.: главу VI.2; Цукерман 2008.

179

Понимание подобных культурных механизмов Клодом Леви-Стросом, равно как и предложенное им понимание различий в подходах историков и этнологов, представляется не менее перспективным, чем 50 лет назад, когда вышла «Структурная антропология». «История и этнология выбирают точки зрения, дополнительные по отношению друг к другу: история обобщает данные, относящиеся к сознательным проявлениям общественной жизни, а этнология — к ее подсознательным основам» (Леви-Строс 1983. С. 25).

180

Впрочем, мотив рокового змеиного укуса известен и южнославянскому фольклору: вила — женское демоническое существо — превращается в змею и жалит пастуха и т. п. Конь же, предрекающий смерть хозяину, — традиционный мотив античной и византийской литературы, от коней Ахилла до примет эпохи Исаака и Алексея Ангелов (ср.: Каждан 1973. С. 108). Так и конь князя Глеба ломает себе ногу, когда князь отправляется навстречу своей мученической смерти.

181

Торговая конъюнктура тоже не благоприятствовала Игорю: цена раба в 944 г. была вдвое ниже цен 911 г.

182

Заслуживает внимания предположение С. А. Иванова о том, что этот мотив казни Игоря мог возникнуть в результате переосмысления информации о смерти князя «в Деревех», хотя сам процесс переосмысления представить довольно сложно, тем более что собственно древляне (ср.: вервианы/дервианы у Константина Багрянородного) не упомянуты византийским историком — они названы германцами. Ср. о вероятном сближении форм Γερμανοί/Δερβιανοι — у Льва Диакона при общей тенденции этого и других авторов к архаизации этнонимии: Диттен 1988. Лев именует русских тавроскифами, германцы же у него могут означать франков, что в свою очередь напоминает нам об архаизированных летописных волохах и т. п.

183

Древняя традиция tertiatio — получения трети доходов с подвластной земли, восходящая к эпохе переселения народов (ср. в главе IV).

184

Ср. характерное для восточнославянской традиции отношение к умершему как лишенному доли, убогому, «нищему» (ср.: Седакова 2004. С. 43–44; Ловмянский 2003. С. 182).

185

Ср. также в поздней белорусской традиции связь культа предков — «дедов» — с собаками Ставрой и Гаврой, на могилах которых легендарный языческий князь Бой велел устраивать поминальные пиршества (Шейн 1890. С. 629–630).

186

Этимологические изыскания показывают, что слово «череп» в славянских (а также германских, балтийских и др. индоевропейских языках) восходит к обозначению глиняного сосуда: ср. «черепок» и т. п. См. о связи горшка с погребальными обрядами: СД, т. 1. С. 528.

187

См. подробнее: Петрухин 2011. С. 73–89.

188

В украинской быличке после сожжения упыря поднимается «нечистый ветер» (Яворский 1915. С. 363). В знаменитом описании похорон Патрокла (Илиада. XXIII), имеющем множество параллелей в германской, балтийской, славянских и других индоевропейских традициях (см. Топоров 1990), Ахилл обращается с мольбой к ветрам Борею и Зефиру, чтобы они воспламенили костер.

189

С. А. Токарев, рецензировавший тогда нашу работу, отмечал, что котлы — характерная принадлежность североевропейского быта — не свойственны славянской традиционной культуре. Само слово «котел» в славянских языках имеет германское происхождение. Очевидно, скандинавское (норвежское?) происхождение имеет специфическая погребальная традиция, свойственная культуре приладожских курганов в X–XI вв.: там котел устанавливался на ритуальный очаг и моделировал центр загробного жилища. Котел с Т-образным граффито, напоминающим молот Тора, был обнаружен на городище Супруты, содержащем богатые комплексы как скандинавских, так и хазарских древностей: см. Меч и златник. С. 43.

190

Строителями был уничтожен курган высотой свыше 7 м возле Пинска (называвшийся в местной традиции «могилой Миндовга» или «Войшелка» — именами литовских князей XIII в.); удалось выяснить, что курган содержал трупосожжение в деревянной конструкции (камере?) и был близок по конструкции Черной могиле (Кухаренко 1968). Более поздними можно считать курганы, исследованные Е. Н. Мельник на Волыни (Мельник 1901. С. 479576). Два больших кургана, один высотой 4 м у Белева, другой высотой 2,7 м у Пересопницы, содержали трупоположения в «склепах», которые отличались от камерных гробниц Приднепровья, так как были сооружены «на горизонте»; умершие покоились в гробах головой на запад, что, возможно, связано с влиянием христианства, распространившимся в конце X — начале XI вв. (см. также в главе XI).

191

Впрочем, число скандинавских находок на территории Волыни и Галиции растет в процессе раскопок — см. краткий обзор: Androschuk 2009.

192

Супружеские узы были зафиксированы В.Б. Ковалевской в аланской катакомбе могильника Мокрая Балка под Кисловодском: там ремешок с прикрепленными амулетами связывал руки погребенных (Ковалевская 1995. С. 136).

193

В духовных стихах эту функцию мог выполнять сам архангел Михаил (Голубиная книга: 254, 266).

194

В отличие от Норвегии и Швеции, в Дании погребения с ладьями уникальны: кроме Хедебю известно знаменитое трупоположение в ладье в Ладбю. Оба комплекса приписываются датским конунгам, правившим до Горма (Andersen 1985).

195

В 2011 г. экспедицией Н. А. Макарова были отрыты остатки кургана в Ростово-Суздальском ополье (Шекшово) и обнаружен парадный топорик конца Х — начала XI вв. с инкрустацией, несущей знак Рюриковичей — трезубец, который мог принадлежать окружению ростовского князя Бориса Владимировича.

196

Д. Н. Козак (2008) соотносит культуру Верхнего Приднестровья начала н. э., сочетающую германские и другие традиции региона, с венедами Тацита.

197

Д. М. Дудко (2009) обнаруживает в орнаменте на шлеме одной из фигурок следы праславянской письменности (VII в.!), объявляя его праславянским солнечным богом и т. д. (в духе сочинений современного неоязычества).

198

О соотношении иконического и аниконического в архаическом искусстве см. Раевский 2006. С. 352–471.

199

Такая композиция на подвесках в скандинавских комплексах под влиянием романтической интерпретации Г. Ф. Корзухиной получила наименование «Один и вороны», хотя на лице осевого персонажа хорошо видны оба глаза (Один был крив — ср. Петрухин 2011. С. 265 и сл.). Существеннее для нашей проблематики находки с новгородского Городища, где схожие по конфигурации привески носят скандинавский и степной (мадьярский) мотивы — одна из них изготовлена из поясной бляшки (см. Новгородская Русь. С. 85). См. также о сочетании мотивов на т. н. топорике Андрея Боголюбского в § 3.

200

Указано И. А. Аржанцевой.

201

Д. Д. Васильев указал на сложную композицию алтайских петроглифов, передающую церемонию интронизации тюркского правителя: его поднимают на войлоке, вокруг — стрелки из лука и камлающий шаман (?) (см. Балог 2005. С. 22; рис. 60 по: Кубарев, Маточкин 1992. рис. 55).

202

См. материалы в каталоге выставки: Путь из варяг в греки и из грек. М., 1996, а также каталог «Меч и златник».

203

По-видимому, четыре головы имела и позднейшая (XIII в.) деревянная фигурка из Риги, демонстрирующая «балто-славянское» единство культовых изображений в балтийском регионе (см. обзор: Kajkovski, Szczepanik 2013).

204

Так первоначально определили его авторы раскопок (Толочко, Боровский 1979. С. 3–10).

205

Ср. сходную конструкцию «святилища» во Пскове, обнаруженного на языческом некрополе древнерусского города: ровик «святилища» имел также перемычку — вход — на югозападе, что характерно для ровиков древнерусских курганов (Лабутина 1989. С. 100–108).

206

Ср. более раннее святилище, приписываемое «венедам» (Козак 2008. С. 273–275).

207

Особую проблему представляют «Велесовы» камни, известные в балто-славянском по-граничье (Топоров 1999. С. 290, сноска 23).

208

Проблема строгости поста была актуальной для светских властей раннесредневековой Европы в целом, власти не могли отказаться от «варварской» традиции пиров (ср.: Ловмянский 2003. С. 307–308).

209

Впрочем, негативное отношение составителя ПВЛ к «изменнику» Настасу Корсунянину, который стал служить Болеславу польскому, позволяет приписывать Корсунскую легенду другому корсунянину — новгородскому Акиму и выделять еще один предшествующий ПВЛ свод, датируемый 1060-ми гг. (ср. Гиппиус 2012. С.61–62).

210

Бронзовая литейная форма для производства равноконечных крестов с ложнозерне-ным орнаментом обнаружена на киевском Подоле; аналогии таким крестам известны в Крыму и Моравии (Хамайко 2010).

211

С территории Хазарии (Краснодарский край?) происходит бронзовый крест «скандинавского типа», переданный в ГИМ (см. «Восточная коллекция», лето 2009. С. 31). Крестовидные подвески Саркела отличаются от тех, которые известны в более ранних салтовских погребениях бассейна Северского Донца (ср. Аксенов 2004). Одна их этих подвесок напоминает обломок крестовидного навершия булавки балтского типа (ср.: там же, рис. 1; Jansson 1995. P. 88, 89). Такой обломок использовался в качестве креста в тимерёвском комплексе, в одном из курганов С.-Петербургской губернии (Ивановский 1896, табл. V, 6). Обнаружены эти навершия в слоях Новгорода (Седова 1981. С. 73–75) и Полоцка (1 экз. — Тарасов 2008. С. 175, рис. 2, 6).

212

Ср. подборку Н.Г. Недошивиной: Древняя Русь. Быт и культура. М., 1997, рис. 103, 43, 44. Схожие привески отнесены М. В. Седовой к дохристианским древностям (там же: табл. 53, рис. 20, 27).

213

Разрозненный инвентарь комплексов (Ливох 2010), оказавшийся в разных музеях, не позволяет определить точную принадлежность привески.

214

Не вполне документированы находки креста скандинавского типа (Пеклино) и прорезной привески из Среднего Подесенья — см. Шинаков и др. 2011. С. 99, 118. К историографическим недоразумениям следует относить ассоциацию древнерусских прорезных привесок с хазарскими (аланскими) солярными амулетами, известными на славянских поселениях Дона (Есикова 2008. С. 82–83, рис. 2, 5–6).

215

Ср., однако, бронзовый крестик-подвеску с пуансонным орнаментом из хазарского слоя Таматархи (Чхаидзе 2008. С. 219, рис. 125, 5) и сходные привески из разных регионов христианского мира (Staecker 1999. С. 100, Typ 1.2.4).

216

Останки были изъяты при этом без разрушения кургана; вход в камерную гробницу короля был тщательно заделан. Более того, рядом был возведен курган кенотаф, в котором не было погребальной камеры (см. Роэсдаль 2001. С. 145–146).

217

Толстая 1998. Ср. о «втором» погребении в Западной Европе: Арьес 1992. С. 83 и сл.

218

См. о соответствующих общеславянских концептах и представлениях в этнолингвистическом словаре «Славянские древности» (СД) под общей ред. Н. И. Толстого, тт. 1–5. М., 1995–2012, в том числе статью «Погребение вторичное» (СД, т. 4. С. 92–95). Ср. также: Мансикка 2005. С. 173–174; Картамышева 2006.

219

См. о русских средневековых исповедных вопросах, относящихся к разграблению могил: Корогодина 2006. С. 167–168.

220

Флёров 2007. С. 159. Существенно, при специальном интересе В. С. Флёрова к аланским погребальным обрядам, что в сарматских курганах джеты-асарской культуры в Восточном Приаралье, связанной с Восточной Европой и Северным Кавказом, также прослежена практика разрушения скелетов (в том числе с отчленением головы и руки — ср.: Левина 1996. С. 73 и сл.). Специальный анализ способов разрушения костяка в аланском катакомбном погребении Верхнего Салтова (№ 93) показал, что костяк погребенной с аланским всадником-военачальником женщины-славянки был разрушен после того, как освободился от мягких тканей: были удалены коленные чашечки (чтобы покойник не ходил! — В. П.), прочие кости ног остались нетронутыми (см. рис. 41.1; Аксенов, Лаптев 2009. С. 251).

221

Подобные эксперименты были характерны и для эпохи христианизации на Северном Кавказе. Мовсес Каганкатваци рассказывал, как епископ Исраэл, обращая народ савир, на их глазах ломал языческие амулеты, из которых «делал изображения креста Господня» (Ковалевская 1995. С. 137). Ср. схожие тенденции в Западной Европе: богатый инвентарь был характерен для раннесредневековых погребений с крестами — он стал исчезать в IX в. (Muller-Wille 1998. С. 195); этот обычай был окончательно оставлен после григорианских реформ в XI в. (Фоссье 2010. С. 134). Существуют и традиции использования крестов в погребальном обряде, которые можно считать «локальными». Так, золотые равноконечные кресты, вырезанные из фольги (иногда безосновательно сравниваемые с древнерусскими крестами из листового серебра — ср.: Зоценко 2010. С. 466), нашивались на погребальный плат или саван в области лица или груди. Почти 300 таких крестов найдено в лангобардской Италии (VI–VIII вв.: Эпоха Меровингов: 240–242) и, вероятно, один случай с серебряной накладкой известен в Гнёздове (Каменецкая 1991. С. 148).

222

Динамику смены кремации игумацией на протяжении XI–XII вв. в «периферийном» регионе Юго-Восточного Приладожья проследил Ю. М. Лесман (см. Лесман 1995).

223

Текст краткой редакции «Русской Правды» является позднейшей вставкой в текст НПЛ под 1016 г., заменившей и исказившей текст о гибели Святополка Окаянного (Петрухин 2008а. С. 171–172). В последующей статье под 1043 г. объединены сведения ПВЛ о пребывании Ярослава в Киеве (1017–1043 гг.). Вставка основывалась на сохраняющейся традиции о древности новгородского права (ср.: Толочко 2009). Порча теста ПВЛ о борьбе Ярослава со Святополком и печенегами и бегстве Святополка «в ПеченВгы» (НПЛ. С. 175) не вполне учитывается в последних реконструкциях летописных сводов (предшествующих ПВЛ) у А. А. Гиппиуса (Гиппиус 2012а. С. 45).

Что касается проблемы изгоев как существенного компонента становящейся государственной (в том числе правовой!) организации, то при обсуждении сходных проблем на юбилейной конференции «Древняя Русь и средневековая Европа» (М., 2012) с провокационным докладом о «криминальной подоснове» ранних государств выступил Лешек Слупецкий. Повсюду с эпохи «разложения» Римской империи дружины первых правителей включали изгоев, поставленных вне закона и т. п. «криминальные» элементы (Слупецкий 2012), но едва ли можно считать эти элементы государствообразующим фактором, как и насилие в целом: государственная власть должна была искать компромисс («ряд»), о котором свидетельствует и первая статья Русской правды.