Русь, собака, RU - [10]

И вот грянул бал. Я со своим другом Игорем и его красавицей-женой Ванессой взял black cab, мгновенно поняв, отчего у блэк-кэбов такая высокая крыша: чтобы комфортно садиться, не снимая цилиндра (цилиндр мне бы понадобился, потребуй от меня распорядители бала не black tie, а white tie, то есть фрак). Кэб подкатил по пандусу прямо под крышу особняка. У входа пылали факелы, лакеи открывали двери.

— Тебе очень идет смокинг, — искренне сказала Ванесса.

Я и сам не узнавал себя в зеркалах. Брюки, у которых роль ремня играли боковые затягивающиеся штрипки, удлиняли ноги. Кушак подчеркивал талию. Пиджак с шелковыми лацканами заставлял держать спину не хуже Рудольфа Нуриева. А самое главное, в смокинге я чувствовал себя абсолютно своим в этом небрежно-театральном мире, где женщины — в бриллиантах и в платьях в пол, а мужчины — либо в смокингах, либо в килтах, либо в военных мундирах, где сигары курят в саду у фонтана, стараясь не уронить пепел на расхаживающих павлинов, а по огромным окнам скачут тени ровно тех очертаний, что скакали в 1917-м на балах в России, включая тени от моноклей и закрученных усов а-ля Пуришкевич.

Я танцевал с венецианской виконтессой Чинцией (никак не верившей, что я из России, и объяснявшей, что ее мечта — это «yellow zaporojets»), обменивался визитными карточками с принцем Бирмы и знакомился с банкиром Алексисом Родзянко — внуком последнего председателя Госдумы.

— Ах, милая, Толстой-Милославский говорит, что он князь! — произносил сзади меня громкий шепот, фамилию «Милославский» произнося как «Милославскый», а слово «князь» как «кнесь». — А он никакой и не кнесь вовсе!

— Кто эти дамы? — в испуге спрашивал я Родзянко.

— Не обращайте внимания — старушки Оболенские. Всю жизнь кассиршами в «Сэлфриджиз».

Когда же после танцев настал черед благотворительности, я с интонацией Оболенских произнес преподанную Севой Новгородцевым фразу, с подвыванием напирая на «многострадальное».

— I beg your pardon, sir? — вскинулся подошедший за charity халдей.

— Ступай, голубчик, — облегченно выдохнул я. — Не до тебя сейчас. Где тут у вас шампанское сабрируют?

В общем, это был мой первый бал и мой первый смокинг, и обоих я забыть не могу. Как и ощущения выпрямленной спины и причастности к судьбам мира, когда куришь сигару, пьешь porto и треплешься о неизбежной девальвации рубля и суверенном дефолте с Милославскими и Родзянко. Я вернулся в Россию, но очень скоро смокинг понадобился и здесь: знакомый кумир телевизионных дум устраивал очередную — шестую по счету — свадьбу, причем в Павловском дворце (раньше он довольствовался меньшим размахом; впрочем, не уверен, поскольку был знаком лишь с его 1-й и 5-й женами). Число прокатных учреждений в Петербурге оказалось велико, однако первый же визит за таксидо поверг в уныние. Во-первых, аренда смокинга на выходные оказалась дороже, чем в Лондоне (там выходило около 100 фунтов), а во-вторых, российский смокинг шведского производства не шел ни в какое сравнение с моим лондонским. Он на мне не сидел. Он был вульгарно-бордового цвета. Я был в отчаянии. Из фрустрации меня вывел тогдашний гендиректор фабрики «Большевик» (и нынешний президент «Еврохима») Жак Йоффэ, он же Яков Иоффе, — большой поклонник муз и знаток этикета, проведший половину жизни во Франции:

— На фабрике Володарского шьют очень приличные вещи! По хорошим лекалам, и свои 30 долларов они точно стоят! Я сам там смокинг купил!

Я бросился в ближайший магазин FOSP — и, действительно, обнаружил вполне приличный смокинг за неприлично низкую цену (позже выяснилось, что смокинги от ФОСП покупали телеведущий Набутов, книгоиздатель Тублин и министр финансов Кудрин — впрочем, в бытность свою лишь замминистра). Я был спасен, и свадьба, что называется, пела и плясала. Этот смокинг я потом таскал многократно, появляясь в нем с женой и на гастрономических вечерах Chaine des Rotisseurs, и на приемах Рустама Тарико в Мраморном дворце, и на премьерах в Мариинском и Большом, — все было отлично, за исключением ма-а-аленькой детальки. На брюках смокинга от ФОСП не было положенных боковых затягивающихся ремешков, а лишь тренчики под обычный ремень на пряжке. И вот, когда в очередной раз понадобился смокинг — на гала-вечер Russian Rhapsody во время Лондонского экономического форума, где за столиком слева сидит Мохаммед Аль-Файед, за столиком справа Полина Дерипаска, а со сцены поет (alas! довольно неважно, занимаясь банальным гастрольным чесом) Любовь Казарновская — я не выдержал и понял, что ремень с пряжкой я под смокинг больше не надену. И отправился на главную улицу мужской формальной одежды в мире, ту самую Джермин-стрит. Там в первом попавшемся магазине, в витрине которого красовались опасные бритвы с черепаховыми рукоятками и bow-ties, галстуки-бабочки, я объяснил, что мне нужна пара: бабочка и cummerbund. Они, разумеется, немедленно были выложены прилавок, однако изо всех цветом имелся лишь радикальный черный, а мне хотелось повеселей, но без ухода в то, что и по-русски, и по-английски обозначается словом «фрик».

— А вам совершенно необходим кушак? — спрашивал продавец, искренне желая помочь.