Русь: путь к Украине. Украинские земли в составе Польши и Литвы. Книга 1 - [216]

Шрифт
Интервал

* * *

Прекращение многолетней внутренней борьбы в Великом княжестве Литовском обусловило изменения в политическом курсе князя Сигизмунда. В польской поддержке он больше не нуждался. Как отмечает О. Русина, подтверждая чуть ли не каждый год акт польско-литовской унии 1432 г., он стал считать обременительной эту унизительную зависимость — и из его уст зазвучали слова, якобы заимствованные из лексикона его старшего брата: «Некогда мы не были ничьими подданными, и великое княжество наше, насколько хватает памяти человеческой, никогда никому не было подвластно; мы не получили его от поляков, а занимаем княжеский престол по Богом данному наследственному праву после наших предшественников. После смерти нашего брата, вечной памяти Витовта, оно перешло к нам как к законному наследнику, и мы на этом престоле, с Божьей помощью, никого, кроме Бога, не боимся».

Более того, пишет Русина, Сигизмунд не ограничивался громкими заявлениями. В конце 1430-х гг. по его инициативе появился проект создания антипольской лиги, к которой он стремился привлечь германского императора, немецких рыцарей и татар. Однако для реализации подобных далеко идущих замыслов, мало было иметь такие же как у старшего брата амбиции — нужно было еще обладать и политическим талантом великого Витовта. Отпор польскому гегемонизму имел шансы на успех только при сплочении вокруг трона всех политических сил страны, однако Сигизмунд такой опорой как раз и не обладал. После победного завершения внутрилитовской войны великий князь, стремясь расширить круг преданных лично ему людей, стал возвышать рядовых землевладельцев и давать дворянство зажиточным крестьянам. От власти отстранялись многие влиятельные лица, такие как смоленский наместник Иоанн Гаштольд, что вызывало резкое недовольство литовской знати. Положение еще больше усугублялось параноей, симптомы которой, по сведениям Э. Гудавичюса, «все более проглядывали в поведении великого князя», продолжавшего прибегать к жестоким расправам над своими подданными. Не случайно новгородский летописец писал о Сигизмунде: «Сей бе князь лют и немилостив… и много князей литовских погубил, а иные истопил, а иные погубил мечем, а панов и земских людей немало без милосердия изгубил».

В стране стали множиться слухи о готовящейся Сигизмундом расправе над большинством влиятельных панов, которые и без того, по словам Хроники Быховца, «…терпели як верные рабы пана своего и ничего злого ему не чинили и не мыслили; он же, окаянник, князь великий Жигимонт, не насытился злостью своей и мыслил в сердце своем по диаволью научению, как бы весь рожай шляхецкий погубите и кровь их розлити, а поднести рожай хлопский, песью кров». По мнению Н. Яковенко, вряд ли «анти-шляхетский радикализм» Сигизмунда заходил так далеко и предусматривал «весь рожай (род — А. Р.) шляхецкий» погубить, но несомненным является то, что князь окружил себя не старой знатью, а «новыми людьми». В такой ситуации полякам даже не пришлось предпринимать каких-либо мер для смещения своевольного правителя, как это было с князем Свидригайло — подданные великого литовского князя сами составили и реализовали заговор против своего немилосердного государя.

Основными участниками заговора стали тайные сторонники князя Свидригайло: князь Александр (у некоторых авторов Ян) Чорторыйский, виленский воевода Иоанн Довгирд и тракайский воевода Петр Лель. К заговору привлекли также «дворянина, родом киянина, на имя Скобейка». По сведениям М. Стрыйковского Скобейка был конюшим великого князя, что помогло заговорщикам в реализации их намерений. Некоторые источники относят к участникам заговора также и брата Александра Чорторыйского — Ивана, которого Я. Длугош именует «русином родом и верой». В связи с этим Русина обращает внимание на то, что братья Чорторыйские были внуками князя Константина Ольгердовича, и это обстоятельство хорошо иллюстрирует, насколько далеко зашел процесс «укоренения» литовской династии Гедиминовичей менее чем через сто лет после ее появления на землях Руси.

Характеризуя позиции других политических сил Великого княжества накануне покушения на князя Сигизмунда, Гудавичюс отмечает, что «…большая часть литовских панов знала, или догадывалась о зреющем заговоре, однако выбрала роль пассивного наблюдателя». По мнению данного автора, литовская знать не любила и побаивалась поляков, но еще больше не любила русинов и опасалась гнева Сигизмунда. Этими обстоятельствами и была продиктована ее выжидательная позиция: позволяя заговорщикам реализовать свои замыслы и, в случае неудачи, сложить свои головы на плахе, литовская аристократия отнюдь не собиралась в случае успеха покушения уступить его участникам право определять дальнейшую судьбу страны. Сами же заговорщики наивно надеялись на то, что после убийства Сигизмунда Великое княжество Литовское вновь возглавит князь Свидригайло.

Толчком для активных действий заговорщиков послужила рассылка Сигизмундом по всем подвластным ему землям грамоты, призывавшей «княжат и панят, и всю шляхту» прибыть в Вильно на сейм для решения спешных общегосударственных дел. Это, вероятно, вполне безобидное обращение великого князя было истолковано участниками заговора как подтверждение коварных замыслов Сигизмунда извести весь шляхетский род, и участь правителя была решена. В вербное воскресенье 20 марта 1440 г., когда Сигизмунд слушал обедню в одной из башен Тракайского замка, а его сын Михаил, «вышел з града до костела», на территорию резиденции великого князя въехало множество возов с оброчным сеном. Прибегнув к «троянской» хитрости, заговорщики скрыли под сеном своих вооруженных слуг, что позволило им быстро расправиться с застигнутой врасплох охраной и овладеть замком. Александр Чорторыйский и Скобейка отыскали Сигизмунда в его покоях и со словами: «Что еси был наготовил князем и паном, и всем нам пити, тое ты теперь пей один», — убили его. Вместе со своим хозяином погиб и любимец князя Славко, которого заговорщики сбросили с башни. После овладения Тракаем и устранения великого князя, участники заговора заняли Виленские верхний и нижний замки, но схватить Михаила Сигизмундовича им не удалось.


Рекомендуем почитать
Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба

Книга охватывает многовековую историю российского самодержавия, но основное внимание автора сосредоточено на царствовании Николая II, убийстве его семьи и ее посмертной судьбе. Показано, что хотя со времени расстрела царской семьи прошло сто лет, проблемы цареубийства остаются острыми в современной России и от того, как они решаются, во многом зависит ее настоящее и будущее.


Верны подвигам отцов

В книге на основе конкретных примеров мужества и героизма, проявленных старшим поколением советских людей в годы гражданской и Великой Отечественной войн, показывается формирование боевых традиций Советской Армии и Военно-Морского Флота, их преемственность молодыми защитниками Страны Советов. Авторы рассказывают старшеклассникам о военно-учебных заведениях и воинских династиях, которые в составе Вооруженных Сил СССР прошли славный героический путь за 70 лет существования Советской власти.


Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.)

Книга рассказывает об истории янычарского корпуса, правилах и нормах его комплектования и существования, а также той роли, которую сыграли янычары как в военных, так и во внутриполитических событиях Османской империи. В монографии показаны фундаментальные особенности функционирования османской государственности, ее тесная связь с политикой войн и территориальной экспансии, влияние исламского фактора, а также значительная роль янычарского войска в формировании внешней и внутренней политики турецких султанов.


Грани военного таланта (об A. М. Василевском)

Книга посвящена Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. Автор, московский журналист, военный историк В. С. Яровиков, лично знавший Александра Михайловича, рассказывает о полководческой деятельности Василевского в годы Великой Отечественной войны, его работе на высших постах в Вооруженных Силах, об участии в обобщении опыта войны, о личных качествах Александра Михайловича — человека, коммуниста, полководца.


Борьба за Полоцк между Литвой и Русью в XII–XVI веках

В истории средневековой Руси трудно найти более противоречивый сюжет, чем место в ее системе Полоцкого княжества. Связанный с остальной Русью общностью начальных судеб, исповеданием православия, языком и письменностью, Полоцк в переломный момент своего развития стал на долгие века частью не Русского, а Литовского государства. Парадокс этого феномена состоял в том, что Литва, поначалу зависимая от Полоцка, затем взяла над ним верх, но это могло случиться только после того, как полоцкое влияние преобразовало саму Литву: русский язык стал надолго ее государственным языком, а князья литовских династий сплошь и рядом отвергали язычество и принимали православие во имя торжества единодушия со своими славянскими подданными.


Белгород-Днестровский

Очерк знакомит с историей древнего украинского города, рассказывает о борьбе трудящихся бывшей Бессарабии за воссоединение с Советской Отчизной, а также о расцвете экономики и культуры края в послевоенный период.