Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - [5]

– Мы тут просто беседуем, повелитель, – промолвил мурза Сатай, стараясь скрыть снедавшее его волнение. – Обсуждаем наше непростое положение, только и всего.

– Нет, вы не просто беседуете, – сердито возразил Мамай, уперев руки в бока. – Вы, паскудники, обливаете меня грязью за глаза! Злорадствуете, как последние негодяи! Радуетесь моему поражению и бегству с Куликова поля, мерзавцы! Я не глухой и прекрасно слышал ваши речи, стоя вон за той юртой. – Мамай указал плетью на войлочный шатер у себя за спиной. – Вы не верите, что мне удастся быстро собрать новое войско. Вам кажется, что удача отвернулась от меня и никто не пойдет со мной в новый поход на Русь. А кое-кто из вас полагает, что я безумец. – Мамай взглянул на мурзу Чалмая. – Более того, я стал посмешищем для вас, ибо был разбит урусами, своими данниками.

Два кипчакских сотника, сидевшие на вязанках хвороста бок о бок с Чалмаем, поспешно отодвинулись от него, как от прокаженного. Сотники поняли по недобрым глазам Мамая, что он очень зол на Чалмая и не намерен прощать ему столь дерзкие речи.

Чалмай нервно заерзал на низенькой деревянной скамеечке. Он попытался задобрить Мамая шуткой.

– Повелитель, люди молвят, как с хмельного языка сорвалось, так и совралось. – Чалмай встал и вежливым жестом предложил Мамаю сесть на его место. – О владыка, позволь угостить тебя здешней арзой и кумысом.

– Ого, ослиный помет заговорил! – обронил Мамай, кривя свои тонкие губы. – Не хочу сидеть рядом с таким дерьмом, как ты!

Быстро вскинув правую руку, Мамай полоснул Чалмая плетью прямо по лицу. Чалмай вскрикнул и закрыл левый глаз ладонью, из-под которой потекли тонкие струйки крови. Упав на колени, Чалмай раболепно склонил голову перед Мамаем.

С торжествующим видом Мамай пнул Чалмая сапогом в плечо. Тот неловко упал на бок, продолжая зажимать рассеченный глаз ладонью. Резко повернувшись, Мамай удалился прочь, растаяв во мраке ночи.

Усталость и сытный ужин сморили Мамая. Добравшись до мягкой постели, он завалился спать. Мамай спал так крепко, что не почувствовал, как услужливые женские руки сняли с него пояс, чапан и сапоги.

Пробудившись на рассвете от сильной жажды, Мамай окликнул слуг. Напившись овечьего молока, Мамай велел позвать к нему мурзу Чалмая. Мамаю вдруг захотелось узнать, уцелел ли у Чалмая левый глаз после удара камчой.

Вместо Чалмая перед Мамаем предстал военачальник Тоган.

После короткого приветствия Тоган поведал Мамаю, что Чалмай еще ночью покинул стойбище.

– Куда он подался? – спросил Мамай.

– Не ведаю, повелитель, – зевая, ответил Тоган. – Вместе с Чалмаем уехали Сатай и Огул-бек.

– Вот паршивые собаки! – злобно обронил Мамай, вскочив с лежанки. – Теперь эти выродки станут всячески пакостить мне! Надо было свернуть им шеи, всем троим! Что говорил Чалмай, когда собирался в путь посреди ночи? – Мамай, метавшийся по юрте, замер на месте, глядя на Тогана. – Наверняка этот паршивец ругал меня, ведь так?

– Нет, повелитель, – Тоган тряхнул своими желтыми косами, – Чалмай помалкивал, седлая коня. Но я слышал, что молвили между собой Сатай и Огул-бек, привязывая к седлам дорожные сумки. Они страшились твоего гнева, о великий. Сатай сказал, что помеченный плетью Чалмай навсегда лишился Мамаевой милости. Мол, Чалмай обречен на смерть. А значит, и они с Огул-беком тоже поплатятся головами, как друзья Чалмая. Огул-бек согласился с Сатаем.

– Пусть бегут от меня подальше, негодяи! – процедил сквозь зубы Мамай. – Все равно я настигну их рано или поздно.

Отпустив Тогана, Мамай опять повалился на ложе и захрапел.

Глава 3. Слухи из Сарая

Гонцы, разосланные Кайрауком по дальним и ближним кипчакским кочевьям, через три дня возвратились обратно один за другим. Среди вестников находился племянник Кайраука, двадцатилетний юноша по имени Тирек. Своего племянника Кайраук отправил к стойбищам племени эльбули, разбросанным в междуречье Дона и Волги. Племя эльбули было самым многочисленным из донских кипчакских родов и племен. Мамаю хотелось в первую очередь заручиться поддержкой племени эльбули.

Вернувшийся из дальней поездки Тирек сообщил Мамаю оглушительную весть. Старейшины и беки из племени эльбули наотрез отказались подчиниться Мамаю. Они намерены присягнуть на верность хану Тохтамышу, пришедшему из Синей Орды и захватившему Сарай. По слухам, Тохтамыш привел с собой большое войско и без боя взял Сарай, наложив руку на сокровища Мамая и на его гарем.

Мамай не поверил Тиреку, убеждая Кайраука и все свое окружение, что скорее всего Сарай захватили сторонники обезглавленного хана Мухаммеда-Булака.

– Эти трусливые шакалы осмелели, полагая, что меня нет в живых, – негодовал Мамай. – Видимо, слух о моем поражении на поле Куликовом докатился до Сарая, посеяв смятение в умах тамошней знати. Мои сторонники растерялись и утратили власть над городом. Скоро я нагряну в Сарай, тогда прихвостням казненного Мухаммеда-Булака не поздоровится, клянусь Аллахом!

Однако кипчакские беки, приехавшие на встречу с Мамаем, все как один твердили о хане Тохтамыше, который утвердился в Сарае и тоже созывает всех кочевых вождей на всеобщий съезд. Тохтамыш обещает щедрые льготы всем знатным степнякам, признавшим его власть.