Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова») - [23]

.

Классик украинской литературы настаивал на том, что украинский литературный язык нужно создавать на основе приднепровских народных говоров, а не галицкой говирки, «переходной к польскому языку со множеством польских слов» ^{142}, к которой добавляют еще «тьму чисто польских слов: передплата, помешкання, остаточно, рух, рахунок, рахувать, співчуття, співробітник»… ^{143} (Кроме того, писатель категорически возражал против введения в употребление таких польских слов как: «аркуш», «брак» (в смысле — нехватка), «бридкий», «брудний», «вабити», «вибух», «виконання», «віч-на-віч», «влада», «гасло», «єдність», «здолати», «злочинність», «зненацька», «крок», «лишився», «мешкає», «мусить», «недосконалість», «оточення», «отримати», «переконання», «перешкоджати», «поступ», «потвора», «прагнути», «розмаїтий», «розпач», «свідоцтво», «скарга», «старанно», «улюблений», «уникати», «цілком», «шалений» и многих других.) Как заявлял Иван Семёнович, в Галиции слишком сильны польское, еврейское, немецкое языковое влияние, а потому «во Львове нельзя научиться украинскому языку, а можно только утратить свой чистый украинский язык окончательно» ^{144}.

«Грушевский как будто издевается над языком украинских писателей» ^{145},— отмечал Нечуй-Левицкий и предупреждал, что «крестоносцы» (он называл их «языковыми оборотнями» ^{146}) своим стремлением навязать украинцам «смешной, чудной и непонятный» псевдоукраинский язык («чертовщину под якобы украинским соусом» ^{147}) только вредят делу развития украинской культуры и образования, вредят «хуже, чем старая цензура» ^{148}. Именно в этом неудачном языке видел он причину того, что украинцы не читают украинских книг и газет. «Всё это несчетное множество напханых польских слов, нахапаных из галицких книжек наугад, всякие галицкие чудные слова, все эти галицкие правописные значки и точки,— это же настоящие ружья и пушки, которыми газетные писатели отгоняют украинскую широкую публику от украинской литературы» ^{149},— констатировал «старый Нечуй». Мало того, он сравнивал такую «рідну мову» с пулей, выстреленной по украинцам: «В Берлине во время революции 1848 года после того, как король повелел стрелять из пушек по толпе людей на площади, одна пуля застряла в стене на самом углу одного дома. Какой-то искусник ночью прилепил на этой пуле листок бумаги с надписью: „Моему любимому народу“. Такую же надпись можно было бы применить для нашего украинского новоязычия: „Нашему любимому украинскому народу“» ^{150}.

Одновременно те же вопросы Иван Семёнович продолжал затрагивать в своих письмах. «Спасибо Вам, что Вы сочувствуете тем мыслям и положениям в моих статьях, которые я изложил про „Сьогочасну часописну мову“ на Украине, страшно испорченную польскими и галицкими книжными словами через влияние галицких газет и журналов,— обращался Нечуй-Левицкий к писателю Михаилу Лободе (Лободовскому).— И действительно, как Вы пишете, это не язык, а какой-то жаргон. А когда Кулиш говорил Вам, что галицкий письменный язык следует выбросить на мусорник, то он говорил правду… Это дело заговора немногих украинцев, которые захватили в свои руки издания и от которых зависит корректура… Вы говорите правду, что обыкновенное старое книжное правописание (т. е. правописание с использованием букв русской азбуки.— Авт.) лучше для народа, потому что он сразу будет читать как говорят: ходили, робили и т. д. Но и кулишевка не так-то уже трудна для него… А вот желиховка (желиховкой называлась кулишевка, «усовершенствованная» галицким деятелем Е. Желиховским в сторону еще большего отличия от русского правописания.— Авт.) со своими двумя точками над „і“ и с апострофом, так совсем не годится» ^{151}.

«С этого газетного языка публика просто смеется,— замечал он в другом письме тому же адресату.— А все же партия (т. е. сторонники Грушевского.— Авт.) издала три галицкие грамматики для украинцев с галицкими падежами. Я знаю главных сообщников этой партии, так как они и на меня наседали, чтобы и я так писал. Был у меня и проф. Грушевский и точно также просил и уговаривал меня, чтобы я писал галицкими формами. Галичанских книжек у нас на Украине не читают; их трудно читать. Поднял я бучу не зря, раз мы теряем так широкую публику» ^{152}.

«Галицкий язык убьет украинскую литературу» ^{153},— предупреждал писатель Ганну Барвинок, а в письме к издателю газеты «Рада» Е. Х. Чикаленко указывал на конкретные польские, галицкие и выдуманные слова, употребляемые в газете и непонятные простому народу: «злочинство», «також», «майже», «окремо», «землетрус» («Земля трясется, а трусятся люди с перепугу или в лихорадке. Лучше б сказать — землетрясіння» ^{154},— замечал «старый Нечуй», но «национально сознательные» языковеды, конечно, не могли с ним согласиться. Слишком уж «землетрясіння» напоминало русское слово «землетрясение»).

Следует еще раз подчеркнуть: И. С. Нечуй-Левицкий был убежденным украинским сепаратистом и не менее австрийских «крестоносцев» хотел вытеснить с Украины русский язык. Но, стиснув зубы и скрепя сердце, он вынужден был признать, что этот язык все же понятнее и ближе украинцам, чем «тарабарщина» Грушевского и Ефремова.