Румянцев-Задунайский - [183]

Болезнь князя затянулась на много дней. Он оплошал настолько, что стал отказываться от пищи, спал мало и тревожно. И вот наступил момент, когда он не смог держать в руках даже карт, которыми старалась развлечь его графиня Браницкая.

— Все. Чувствую, конец приходит. — Позвав адъютанта, приказал: — Заложите экипаж. Не хочу более оставаться в Яссах. Яссы — мой гроб. Ежели умирать, то уж лучше в моем Николаеве.

В дорогу выехали ясным осенним утром. Князь, казалось, воспрянул духом. Он был весел, доволен, что оставляет «гроб свой». Но вот проехали двадцать пять верст, и ему снова стало плохо. Пришлось остановиться на ночлег в какой-то деревушке.

С наступлением ночи болезнь усилилась. Потемкин совсем не спал, ждал рассвета, а когда рассвело, велел внести себя в коляску и ехать дальше.

Лошади теперь уже шли шагом. Форейтор нарочно не прогонял их, чтобы не было тряско. К тому же князь то и дело приказывал останавливаться, спрашивал, нет ли поблизости деревни. Так ехали до самой темноты, а потом он сказал:

— Будет. Теперь ехать некуда. Я умираю. — И, помолчав, попросил: — Выньте меня из коляски, хочу умереть в поле.

У дороги тотчас расстелили епанчу, осторожно опустили на нее умиравшего. Слуги, ехавшие позади на простой повозке, зажгли факелы и выстроились, окружив своего хозяина.

Князь лежал лицом к небу, в стекленеющем глазу его блуждала неведомая мысль. О чем он думал, глядя на небо, на звезды, мерцавшие в неизмеримой дали? О государыне ли своей, в отношениях с которой было так много странного, неизъяснимого? Или, быть может, в хладеющем мозгу его возникали образы боевых товарищей, которым вредил крепко, но вредил не от злого умысла, а только из ревности к их славе?..

Всякие думы могут прийти к человеку в его смертный час. Прощаясь со звездами, со всем, что его окружало, Потемкин мог и не вспомнить про государыню или генералов, соперничавших с ним в славе. Он мог думать просто о неотвратимости судьбы. До самого этого часа он никогда не задумывался о смерти, жил так, как живут люди, которым колодец жизни представляется без дна. Он знал себя молодым и не замечал приближения старости с ее роковыми болезнями, он представлялся себе бессмертным. Но вот оказалось, что он такой же, как все. Ни один человек не может сподобиться камню. Всему живому дан срок — одни приходят, другие уходят, — и никто не в силах обрести бессмертие. Нет ничего вечного. Вечны только звезды, с которыми он, умирающий, расставался в свои последние мгновения, необъятное небо да земля, ставшая ему ложем. Да еще добрая слава, оставляемая в наследство потомкам как бесценное сокровище.

Слава, добрая слава!.. Но, позвольте, достоин ли ее он, Потемкин?

Старый лакей, стоявший без факела, смотрел на умирающего князя и озадаченно мял в руках шапку. Четверть века служил он ему правдой и верой, четверть века находился подле него, словно нянька при дитяти, но так и не распознал, что он за человек. Противоречивым, ох, каким противоречивым был его хозяин! Светлейший князь любил простоту и в то же время преклонялся перед пышностью, был горд и обходителен, скрытен и откровенен, хитер и доверчив, расточителен и часто скуп, сострадание соединялось в нем с жестокостью, робость с отвагой… В его поведении примечалось какое-то метание: то он вслух мечтал о герцогстве Курляндском, то о польской короне, то вдруг загорался желанием стать простым монахом и закончить жизнь в тиши монастыря. Он много раз брался строить дворцы, но никогда не доводил дела до конца и продавал те дворцы недостроенными. А его неожиданные вкусовые желания! Обычно князь не привередничал, ел с охотой даже солдатскую кашу, но случалось, что посылал курьеров за кислыми щами или квасом за десятки верст. Необычный был человек князь Потемкин!

У одного из слуг факел, издав треск, стал быстро гаснуть. Это напугало Браницкую. Она крикнула, чтоб засветили другой, и со сдерживаемым рыданием на коленях поползла к изголовью умирающего. Глаза князя были закрыты, и ей показалось, что он нарочно сомкнул их, чтобы не видеть сияния звезд.

— Посмотрите, доктор, — шепотом позвала она, — не заснул ли?

Доктор, опустившись на колени, прислонил ухо к устам князя и тотчас выпрямился:

— Его светлость скончался.

— Нет, нет!.. — по-бабьи завыла графиня и стала трясти тело князя в тщетной надежде пробудить в нем жизнь. Ее не останавливали. Обнажив головы, люди стояли в скорбном молчании и ждали, когда графиня придет наконец в себя.

Графиня проревела с четверть часа, потом, притихнув, но все еще не вставая с колен, принялась платочком вытирать мокрое от слез лицо. Адъютант и еще несколько человек из свиты молча взяли уже остывшее тело князя и перенесли на коляску.

Начинало светать. На небе оставались только самые яркие звезды. Адъютант подошел к графине, помог ей подняться и повел к экипажу. Вскоре все расселись по местам, экипаж развернулся и шагом поехал в обратную сторону — назад, в Яссы — город, который покойный князь называл своим гробом.

Глава IV Кому передать шпагу?

1

Оставив места боевых действий и поселившись в имении Тешани, Румянцев более года никуда не выезжал. Мысль о том, что в его знаниях и опыте никто более не нуждается, гасила в нем интерес к государственной службе. Дни проходили однообразно — без радостей, без потрясений. Уже много лет спустя слуги фельдмаршала, рассказывая об этом периоде его жизни, могли припомнить лишь три или четыре события.