Рукопись Платона - [27]

Он тронул шпорами бока жеребца, выехал на дорогу и натянул поводья, останавливая лошадь. В результате этого маневра выезд с моста оказался перекрытым. Кучер вовремя заметил возникшее на пути кареты препятствие; прозрачные летние сумерки позволили ему разглядеть всадника и убедиться в том, что он не собирается освобождать проезд. Крича во всю глотку, кучер откинулся назад всем телом, натягивая поводья. Одновременно с этим он вцепился в рычаг тормоза; поднялась пыль скрыв карету, которая начала понемногу замедлять ход и остановилась, как и рассчитывал Хрунов, прямо на мосту, откуда некуда было деваться.

Чтобы кучер сдуру не наделал глупостей, Хрунов вынул из-за пояса пистолет и направил ему в лоб. Кучер, здоровенный детина с пшеничными усами и любовно расчесанной на пробор бородищей, уронил вожжи и растерянно приподнялся на козлах, будучи не в силах понять, что за напасть свалилась на его голову.

Из густых зарослей бузины над речкой, треща сучьями и вопя, как голодные демоны, вылетели четверо всадников. Впереди всех, неуклюже подпрыгивая на спине косматой деревенской лошаденки, скакал Ерема. Пролетев мимо кареты, он прямо на скаку сиганул с седла на козлы. В этом головоломном прыжке не было никакой нужды, но Ерема любил делать дела лихо, рисково и с изрядной долей рисовки. Кучер, который к этому моменту уже слегка оправился от испуга, храбро встретил обрушившуюся на него рычащую образину кулаками и кнутом. Оба противника обладали богатырским телосложением, и, когда они сцепились на козлах, карета закачалась, как лодка на морской волне. В такой ситуации длинный кирасирский палаш, которым был вооружен разбойник, оказался бесполезным. Обменявшись парой-тройкой увесистых тумаков, противники сцепились, как два репья, и кубарем слетели с козел. Проломив хлипкие перила, они упали с моста в мелкую воду.

Еще один разбойник ловко перескочил с седла на освободившиеся козлы, уселся там и спокойно разобрал вожжи. Двое других подъехали к карете с обеих сторон и стали, заблокировав двери. Княжна была взята в плен без единого выстрела. Хрунов, весьма довольный тем, как прошло дело, убрал пистолет за пояс и снова выудил из кармана свою недокуренную сигарку. Оглядев ее со всех сторон, атаман решил, что вонючий окурок мало соответствует торжественности случая: ему хотелось поздороваться с княжной во всем блеске. Посему он выбросил окурок и вынул из портсигара новую сигару. Он успел сунуть ее в зубы и даже запалить спичку, но раскурить сигару ему так и не удалось — помешала княжна.

Внезапно карета словно взорвалась. Только что фигурный лакированный ящик на колесах мирно стоял на мосту и изнутри не доносилось ни звука, будто там и вовсе никого не было, и вдруг... Остолбеневший Хрунов, все еще с зажженной спичкой в руке и с тонкой заграничной сигаркой в зубах, насчитал три выстрела, но они последовали друг за другом так скоро и неожиданно, что со стороны и впрямь сильно напоминали взрыв. Те, кто засел в карете (а Хрунов уже сильно сомневался, что княжна была там одна), не стали затруднять себя открыванием окон и начали пальбу прямо через стекла. Первый выстрел был произведен через переднее окошко, заслоненное снаружи широкой спиной сидевшего на козлах разбойника; сразу же вслед за тем выстрелили через правое окно кареты, а после и через левое. Три выстрела почти слились в один, зазвенело, разлетаясь вдребезги, оконное стекло, из пробитых пулями отверстий ленивыми клубами пополз синий пороховой дым. Разбойник, что сидел на козлах, и двое других, которые охраняли дверцы, грянулись о дощатый настил моста и остались лежать без движения, глядя в красное небо мертвыми глазами.

Спичка обожгла Хрунову пальцы, он выронил ее и вдруг увидел, как в переднее окошко кареты, со звоном вытолкнув наружу осколки разбитого стекла, просунулся толстый ствол с устрашающим широким раструбом на конце. Даже круглый дурак догадался бы, что будет дальше; бывший гусарский поручик Хрунов дураком не был и оттого среагировал даже раньше, чем ошеломленный мозг успел предупредить его о стремительном приближении бесславного конца. Обрывки издевательски любезной речи, сочиненной им заранее для встречи с княжной Вязмитиновой, все еще беспорядочно крутились среди серого хаоса, заполонившего его ум, а натренированное с детства тело уже начало действовать: Хрунов сдавил коленями бока своего жеребца и дал ему шпоры, одновременно до отказа натянув поводья. Конь с протестующим ржанием поднялся на дыбы в тот самый миг, когда выпалил старинный мушкетон, выбросив из ствола целое облако дыма.

Хрунов ощутил сотрясение, произведенное угодившей в лошадиную грудь пулей, и мельком подумал, что коня жаль — уж больно был хорош. В следующее мгновение жеребец начал падать, заваливаясь на бок. Бывший гусар со сноровкой бывалого наездника выдернул ногу из стремени и, когда конь наконец рухнул в пыль, мячиком откатился в сторону, потеряв по дороге засунутый за пояс пистолет. Два других пистолета остались в седельных кобурах, карабин отлетел далеко в сторону — Хрунову был хорошо виден его поцарапанный приклад, блестевший в пыльной траве на обочине. Не зная, что предпринять, да и не понимая толком, что, собственно, произошло, поручик приподнялся с земли, тиская вспотевшей ладонью рукоять бесполезной сабли. Он вдруг заметил, что все еще держит в зубах разгрызенную, разлохмаченную, запыленную сигарку, и с досадой выплюнул ее под ноги.