Рукопись Платона - [25]

Он поперхнулся куском дичи и мучительно закашлялся, выкатив глаза и сделавшись багрово-синим, как спелая слива. Вацлав, которого два года службы в гусарах благополучно излечили от избытка утонченных манер, привстал со стула и, перегнувшись через стол, несколько раз сильно ударил немца ладонью по жирной спине.

— Благодарю, — просипел Хесс, отдуваясь и утирая слезы салфеткой. Понятовский быстро наполнил его бокал, и немец выпил вино, как воду, в три огромных глотка. — О, благодарю вас, господа. Еще немного, и мой кузен никогда не дождался бы своих набросков... Ха-ха-ха!

Он смеялся так заразительно, что даже Огинский, которому его веселье казалось не вполне понятным, не мог удержаться от улыбки. Что же до хозяина, то он вторил Хессу, всплескивая руками и смущенно прикрываясь салфеткой, очень довольный тем, что все закончилось благополучно.

— А знаешь, Пауль, — задумчиво произнес Огинский, с трудом дождавшись конца этого бурного веселья, — я, пожалуй, переменю решение и поеду с тобой через Смоленск. Надеюсь, ты не откажешься воспользоваться моим экипажем.

— Майн готт! — воскликнул немец с таким энтузиазмом, что Вацлав слегка испугался, как бы он опять не начал хохотать. — Майн готт, вот так удача! Да о лучшем я просто не мог мечтать! Мало того что в твоем лице я обретаю приятного попутчика, так я еще и сэкономлю на проезде! Это надо отметить. Трактирщик, вина! — закричал он, явно забыв, где находится, но тут же спохватился и рассыпался перед паном Понятовским в извинениях, которые были учтиво приняты.

Спать они улеглись уже за полночь, а после полудня явился кузнец — карета Вацлава была готова. Огинский расплатился и, тепло распрощавшись с хлебосольным хозяином, тронулся в путь в компании веселого немца.

Глава 4

Большие и маленькие случайности, из коих складывается человеческая жизнь, переплетаются порою так замысловато и взаимодействуют друг с другом так хитро, что людям в этом видится проявление некой высшей воли. Некоторые называют это промыслом Божьим, иные — роком или судьбою, однако все сходятся в одном: бывает так, что случайная встреча, невзначай оброненное словцо или, к примеру, рессора, лопнувшая именно сейчас и именно здесь, становится причиной удивительных событий. Нет такого бедствия, будь то пожар в крестьянской избе или крушение великой империи, в самой основе коего не лежал бы какой-нибудь пустяк — безделица, на которую никто не обратил внимания. Позже, когда катастрофа уже произошла, изба сгорела, а империя рухнула, докопаться до первопричины сего бедствия бывает весьма затруднительно, а чаще всего невозможно.

Если бы отец Вацлава Огинского не захворал и поехал в Петербург сам, как собирался вначале, Вацлав остался бы дома; если бы он остался дома, у него не сломалась бы карета. Если бы карета сломалась раньше или позже, он не оказался бы в гостях у пана Понятовского и не встретился бы там с веселым тевтоном. Если бы за столом было выпито немного меньше вина и разговор пошел по иному руслу — словом, если бы хоть один из тысячи пустяков повернулся не так, а чуточку иначе, Вацлав Огинский ни за что не оказался бы в Смоленске в тот самый день, когда княжна Мария Андреевна Вязмитинова осматривала свой новый городской дом.

Мария Андреевна покидала город в состоянии деловитой озабоченности. Дела эти, даже самые сложные, не вызывали у нее растерянности и испуга — она привыкла к самостоятельности и управлялась со своими имениями на удивление ловко. Теперь она окончательно поняла простую истину: ежели ты делаешь дело, то результат твоей работы зависит только от тебя. Сделаешь хорошо — будет хорошо, сделаешь дурно — дурно и получится. Посему голова у княжны была забита множеством расчетов, производившихся одновременно: шпалеры, мебель, обивка, оконные стекла, зеркала, посуда, гвозди, работники, свечи — словом, все, без чего дом не дом, а просто кирпичная коробка, подвергалось сейчас учету и оценке. Процесс этот, знакомый каждой настоящей хозяйке, настолько увлек княжну, что она не заметила, как ее карета миновала городскую заставу и выкатилась в чистое поле.

По всему выходило, что княжне придется на время переехать из деревни в город, чтобы самолично руководить отделкой дома, проверять счета и спорить с вороватыми приказчиками из мануфактурных лабазов. Перспектива эта не вызывала у нее энтузиазма; впрочем, хозяйство в ее загородных имениях давно было отлажено, как швейцарские часы, и не требовало ее постоянного присутствия. Этого нельзя было сказать о ее смоленском доме, который пока что представлял собою пустую коробку, красивую снаружи и совершенно безликую внутри. «Так тому и быть, — решила Мария Андреевна. — Уж коли я затеяла эту стройку, так надобно закончить ее как подобает, чтобы не стыдно было гостей принять».

Красный шар закатного солнца медленно садился у нее за спиной, и, когда дорога сворачивала, огибая очередной пригорок, косые лучи ударяли то в правое, то в левое окошко кареты, золотя осевшую на стеклах дорожную пыль. На вершине одного из пригорков княжна зачем-то обернулась и через запыленное заднее окошко увидела какой-то экипаж, ехавший далеко позади в одном с нею направлении. Отсюда он казался черной букашкой, ползущей по медной холмистой равнине. Марии Андреевне даже не удалось разобрать, что это такое — помещичья коляска или крестьянская подвода. Она тут же забыла о незнакомом экипаже, снова погрузившись в расчеты и планы. Ей подумалось, что нужно сыскать хорошего живописца и попросить его сделать увеличенную копию с портрета князя Александра Николаевича. Мария Андреевна придумала повесить большую, во весь рост, копию портрета в прихожей городского дома как раз напротив парадного входа, где обыкновенно вешают зеркало, с тем, чтобы всякий, кто войдет в дом, сразу же понимал, куда он пришел и какие здесь заведены порядки.