Рукопись Ченселора - [124]

Реакция Рамиреса напоминала реакцию человека, по которому внезапно открыли огонь. Он весь напрягся и испуганным шепотом проговорил:

— Пробел в послужном списке! Откуда вам о нем известно? Раньше вы ничего об этом не говорили. Вы не имели права… Это же ловушка! — перешел он на крик. — Вы не имели никакого права… Вам не понять… Мы пытались…

— Что произошло под Часоном?

Рамирес закрыл глаза:

— Только то, о чем вы говорили. Эта бойня была неоправданна. Командование приняло решение явно ошибочное… Но это произошло так давно! Не будем вспоминать об этом…

Ченселор поднялся и посмотрел на генерала сверху вниз;

— Не будем. Я, кажется, начинаю кое-что понимать. Вероятно, Часон — одна из тщательно скрываемых государственных тайн. О ней в какой-то форме упоминается в досье. И вот по прошествии стольких лет Макэндрю, будучи больше не в силах молчать, решил рассказать о ней. Тогда все вы объединились и начали преследовать его, потому что правда о Часоне означала бы для вас конец.

Рамирес открыл глаза:

— Это неправда. И ради Бога, оставьте все это.

— Неправда? — спокойно переспросил Питер. — Сомневаюсь, известно ли вам, что такое правда. Ваша вина столь велика, что вы не знаете, как оправдаться. Ваше негодование подозрительно, генерал. Вы мне больше нравились на Арлингтонском кладбище. Там ваша ненависть была неподдельной. Вы что-то скрываете, может быть, даже от себя. Но будьте уверены, я докопаюсь до тайны Часона.

— В таком случае хорошенько помолитесь Господу Богу, — прошептал бригадный генерал Пабло Рамирес.

Ченселор шел через вокзал «Юнион стейшн» к выходу на платформу. Было два часа ночи. Похожее на пещеру помещение вокзала под большим, как в соборе, куполом казалось почти пустым. Только кое-где на длинных скамейках лежали, свернувшись калачиком, пожилые люди — здесь они укрывались от декабрьских ночных холодов. Какой-то старик приподнялся и сел, заметив Питера, спешившего к выходу. Что-то, наверное, нарушило его сон, в котором мечты одинокого человека могли и осуществиться.

Питер торопился. Надо было успеть на последний поезд, иначе пришлось бы ждать до шести утра. А ему хотелось поскорее увидеть Элисон, поговорить с ней, заставить ее вспомнить события далекого детства. Кроме того, нужно было выспаться. Предстояло сделать так много, что не отдохнуть значило бы заранее обречь себя на неудачу. План действий приобретал все более четкие очертания, а начальную идею подсказал ему Рамирес своей мимолетно оброненной фразой: «Бой под Часоном — не единственный, где были ранены сотни людей, которые теперь доживают свой век в госпиталях для ветеранов».

Питер прошел в середину пустого вагона, сел у окна и увидел собственное отражение в загрязненном стекле. Хотя отражение было мутным, можно было безошибочно определить, что это лицо уставшего, измученного человека. Откуда-то с платформы донесся монотонный голос, усиленный динамиком. Ченселор закрыл глаза и погрузился в дремоту под стук колес поезда, набиравшего скорость.

Вдруг позади себя, в проходе, он услышал приглушенные стуком колес шаги. Он предположил, что это, видимо, проводник, и не открыл глаз, ожидая, когда у него попросят билет. Но никто его не беспокоил. Шаги почему-то затихли. Питер открыл глаза и повернулся.

Все произошло почти мгновенно. Болезненно-бледное безумное лицо, какое-то бессвязное бормотание, треск обивочной ткани… Обивка сиденья лопнула, потому что человек, стоявший в трех футах от Питера, пытался убить его. Ченселор вскочил, изогнулся и поспешно вцепился в белые костлявые пальцы, державшие оружие. Старик попробовал подняться и направить револьвер в живот Питеру, но тот ударил тонкое запястье о металлический подлокотник сиденья, и оружие отлетело в сторону. Питер стремительно прыгнул в проход между сиденьями, падая, накрыл револьвер своим телом, а затем вытащил его из-под себя и взял в руки.

Когда он вскочил, старик бросился бежать в конец вагона. Но Ченселор догнал его, схватил и прижал к спинке сиденья.

— Бромли?!

— Детоубийца!

— Проклятый безумец!

Питер обернулся, продолжая силой удерживать старика на сиденье. Где же проводник? Он ведь мог остановить поезд и вызвать полицию. Однако эта мысль испугала Ченселора. Нужна ли ему полиция?

— Как он мог?.. — прошептал старик сквозь слезы. — Зачем ему понадобилось рассказывать вам?

— О чем вы?

— Знал только один человек… Сент-Клер… Мунро Сент-Клер… Мне казалось, что это такой большой, такой уважаемый человек… — Бромли впал в истерику и разразился безудержными рыданиями.

Питер отпустил старика, будучи не в состоянии справиться с собственным волнением. Мунро Сент-Клер! Человек из прошлого, всегда являющийся частью настоящего. Человек, ответственный за все, что произошло с тех памятных дней в Парк-Форесте.

За все? О Боже! Вспомнились слова Варака: «Венис вам известен… Браво тоже, но это не он. Ни в коем случае не Браво» — и слова Бромли: «…Такой большой, такой уважаемый человек…» Значит, Браво — это Мунро Сент-Клер.

У Ченселора помутилось в голове, застучало в висках. Он увидел, как Бромли бросился к металлической двери между вагонами и распахнул ее, но не смог даже шевельнуться, чтобы задержать старика. Хлопнула еще одна дверь, и ужасающий свист ветра заглушил стук колес. Потом донесся крик, который мог быть и боевым кличем, и воплем мученика одновременно, но для несчастного старика он стал предсмертным. Бромли исчез навсегда в темноте ночи.