Рукопись Бэрсара - [39]

Мы всё-таки на день опередили посольство и первые заняли отведённый для него дом. Хороший признак: роскошный особняк недалеко от дворца; резьба, бархат, бронза и заморский мрамор. Только слуг многовато, и, на мой вкус, они слишком проворны. Мы вымылись, переоделись, и каждый занялся тем, что ему по нраву: Эргис ускользнул за новостями, а я завалился спать. Встретились поздним утром за завтраком уже каждый в своей роли: я — полномочный посол, а Эргис — мой телохранитель.

Посольство прибыло вечером, и поднялась суета. Слуги старались вовсю, если бы не зоркость Эргиса, у нас поубавилось бы документов.

Только за полночь все улеглось; свита отправилась по постелям, слуги убрались к себе, и я пригласил гона Эрафа в свой, уже обжитый мной кабинет.

Гон Тобал Эраф был наш человек, восемь лет он сотрудничал с Баруфом, я ему вполне доверял. Невысокий худощавый старик с быстрыми молодыми глазами; лысину он маскировал париком, подагрическую хромоту — изящной тростью, а вечный недостаток денег — изысканной простотою костюма.

Я знал, что он самолюбив и обидчив, и был сердечен до тошноты. Усадил его поближе к огню, расспросил о дороге и здоровье и, не дрогнув, выслушал бесконечный рассказ о дорожных неурядицах и его бесчисленных хворях.

Я испытал его, он — меня, и оба мы остались довольны. Старик был хитёр, я — терпелив, а в очаге метался огонь, и уютная тишина спящего дома обволакивала нас. И Эраф, наконец, расслабился.

Приятная улыбка дипломата стекла с его лица; спокойной стала поза, мягче складка губ, и насторожённый холодок в глазах растаял в спокойное любопытство. Я подлил ему в кубок вина, покачал головой и сказал:

— Трудная нам предстоит работа, досточтимый гон Эраф! Я ведь не дипломат, и только надежда на ваш опыт и вашу мудрость утешает меня.

— Боюсь, вы мне льстите, дорогой биил Бэрсар, — отозвался он с довольной улыбкой.

— Всего лишь отдаю вам должное. Когда аких спросил, кого я хочу видеть рядом с собой, мне на ум пришло только ваше имя.

Он расцветал на глазах, и это было забавно. Оказывается, я и на это способен. Я, который нажил столько врагов неумением не то что льстить — соблюдать обычную вежливость, говоря с чиновными дураками! Впрочем, это не тот случай. На ум и опыт Эрафа я действительно мог положиться. Только предосудительная неподкупность до сих пор мешала его карьере. Я знал, что мне будет с ним нелегко, но он был нужен мне весь, я не мог позволить, чтобы любые обиды встали между Эрафом и делом.

— К сожалению, время против нас, гон Эраф. Только поэтому я осмелился, невзирая на поздний час и вашу усталость, затруднить вас этой беседой.

— Я весь внимание, биил Бэрсар!

— Я думаю, в наши отношения надо внести ясность. Конечно, перед посольской свитой и особенно перед слугами мы обязаны соблюдать этикет. Но сам я считаю и всегда буду считать вас не лицом подчинённым, а своим наставником и клянусь ничего не предпринимать, не испросив перед тем вашего совета. Надеюсь, что и вы согласитесь разделить со мной ваши заботы. Эти условие не кажется вам обременительным?

Я говорил, а глаза его сверлили моё лицо, пытаясь найти в нём фальшь, он верил мне — и не верил, хоть очень хотел мне верить, он был уже почти приручён — остальное сделает работа.

— О нет, дорогой биил Бэрсар! Такое условие — честь для меня, и дабы доказать это, я сразу поделюсь сомненьем, что снедает меня. По распоряжению акиха главой посольства являетесь вы. Однако согласно дипломатическому этикету посольство такого ранга не может возглавлять… э… человек без титула.

— Я готов уступить главенство вам, досточтимый гон. Внешняя сторона дела меня не волнует.

— Увы, дорогой биил Бэрсар! Моё звание тоже не соответствует рангу посольства. Господин Лагара сочтёт для себя оскорбительным вести переговоры со столь незначительным лицом. Я говорил об этом акиху, но он соизволил ответить, что вы найдёте способ обойти это затруднение.

— Ну, Баруф, услужил!

Я поглядел на Эрафа и спросил неохотно:

— Титул гинура будет соответствовать рангу посольства?

— О да! Но…

— Поскольку отец мой умер, а я его единственный законный сын, я имею право на титул гинура.

— Я знаю геральдику, — осторожно заметил Эраф, — но я не слыхал, чтобы среди Бэрсары были гинуры. Гоны — да…

— Это квайрские Бэрсары, дорогой гон Эраф. Я из другой ветви. Пожалуй, её можно назвать балгской.

Он глядел на меня с сомнением, и я усмехнулся.

— Не считайте меня самозванцем, досточтимый гон Эраф. Я так мало ценю титулы, что не стал бы утруждать себя ложью. Эта старая история, и вы могли её не знать. Лет… да, уже шестьдесят лет, как мы покинули Квайр. Мой прадед, гинур Таф Бэрсар, хранитель малой печати, был обвинён в государственной измене и бежал в Балг. Он утверждал, что был оклеветан… не знаю, у нас в семье святых не водилось, но, во всяком случае, при дворе он был принят. Деда ещё приглашали на дворцовые торжества. Отца — уже нет. Наш род обеднел, и о нас забыли.

Таф Бэрсар происходил из биссалской ветви, побочной относительно Бэрсаров квайрских. Его предок в четвёртом колене получил потомственное дворянство за услуги, оказанные им его величеству Тисулару I.