Руки вверх, Ваше Величество! - [20]

Потом он ушел и вернулся с контрабасом. Я оторопел:

— На что тебе это?

— Это не контрабас, а только футляр от него. Одолжил у соседа. Туда я запрятал кирку и лопату, чтобы не привлекать к себе внимания…

Хотелось мне сказать ему, что так он привлечет к себе больше внимания, но смолчал, решив, что, если я буду критиковать, он может отослать меня домой.

— А фонарик у тебя есть? — спросил я.

Он напяливал поверх рубашки старую оборванную кофту:

— У меня есть свеча и спички.

Мы пошли, выбирая улицы потемнее, но когда дошли до цирка, пришлось пересекать бульвар.

— Не лови ворон! — дернул меня мнимый контрабасист. — Навстречу идут дети! Если пойдут за нами, всей нашей затее крышка!

Мы обогнули старую площадь и вышли на шоссе, откуда виден большой жилой дом строителей. Они сделали его себе одиннадцатиэтажным с шестью подъездами — от «А» до «Е». Когда он светится почти всеми своими окнами, то похож на кроссворд с несколькими не заполненными клетками. И тут как раз два соседних квадратика засветились. Как будто в кроссворд вписали еще две буквы. Интересно, получит ли наша задача правильное решение?

— Вперед! — скомандовал дядя Геннадий.

Глава XII. Кладоискатели

До крепости Бейга скорее всего дойти через молодую акациевую рощу. Днем тропинка видна очень хорошо. Она петляет между деревьями, и пока вы споете какую-нибудь песенку, будете уже у подножия холма. Остается только обойти его, как делает это река, и вы оказываетесь перед шероховатой, почти разрушенной стеной. Когда я учился в третьего классе, то однажды привел сюда бабушку Марию. Все кончилось тогда благополучно — она дала мне денег на семечки, а дома похвалила:

— У нас уже есть свой экскурсовод!

Но ночью пройти через рощицу не так-то просто. Кусты и нижние ветви мешают быстрому продвижению, а может случиться и так, что обнимешь какую-нибудь колючую акацию.

— Держи! — подал мне футляр дядя Геннадий. — Я тебя поведу.

С каждым нашим шагом луна удалялась назад, а потом и совсем спряталась за холмом. Деревья стали какими-то призрачными. Река зашумела убаюкивающе. Я потерял равновесие, и багаж потащил меня вперед.

— Тс-с-с! — сердито толкнул меня кладоискатель. — Тихо! Слышны голоса…

Мы приблизились на цыпочках. Неясный шепот за кустами превратился в разговор между мужчиной и женщиной. Мужчина твердил вдохновенно, что от блеска ее глаз он растаял как мартовский снег. Женщина не оставалась в долгу — рассказывала с легким смущением, будто бы она окунулась в какую-то приятную неизвестность, откуда ей просто не хочется выходить.

— Эти совсем загородили дорогу! — засопел дядя Геннадий у самого моего уха. — Слева река, справа насыпь..»

Внезапно разговор прервался. Мы услышали оркестр, сопровождаемый звяканьем медного колокольчика. Мы обошли кусты — и что же перед нами открылось? Под кособоким ветвистым деревом блаженно храпел незнакомый старик в полудеревенской, полугородской одежде. В правой руке он держал пустую бутылку. Рядом с его головой работал транзисторный приемник. А к дереву был привязан козел, крупный, бородатый, криворогий, с колокольчиком на шее.

— Тебе все ясно? — спросил дядя Геннадий.

Я ответил, что не все.

— Пастух дед Петко хорошо угостился. Вместо него теперь на посту стоит козел. Охраняет его и слушает радио…

Мы осторожно обошли спящего, хотя не было риска его разбудить даже в том случае, если бы мы маршировали под военный духовой оркестр. Такой бутылки ракии хватило бы на то, чтобы свалить весь наш класс, а дед Петко опорожнил ее один. Рот и нос пастуха издавали звуки, трудно воспринимаемые музыкальным слухом. Уж если на то пошло, я, пожалуй, предпочел бы скрипку Жоры Бемоля.

— Старый козел, — проворчал возмущенный дядя Геннадий.

Козел, разумеется, понял, что относилось это не к нему, и не обиделся.

До развалин крепости мы дошли быстро. В прошлом здесь улицы вели к площади с фонтанами, храмами, памятниками. Теперь, все разрушено. Из всего примечательного осталось только одно: летом в старой Бейге водятся ящерицы, нужные нам для того, чтобы пугать ими девчонок.

Дядя Геннадий привел меня к углублению в том месте, где сходятся две стены, расположенные, по-моему, довольно далеко от возможного пересечения диагоналей, упомянутых в письме покойника.

— Открой футляр.

Я открыл.

— Дай кирку.

Я дал. Старший кладоискатель отодвинул высохшую ветку, лежавшую в углу и присыпанную землей.

— Почисть вот здесь лопатой.

Был выполнен и этот приказ. Я не переутомился, потому что земли было мало, только для маскировки. Скоро я добрался до большой шершавой плиты.

— Хочешь посмотреть надпись? — поинтересовался „дядя Геннадий.

— Хочу!

— К сожалению, это невозможно. Прошлой ночью я так ее изрезал, что ничего не разберешь. Мера предосторожности, Александр!

Дружными усилиями, с напряжением и пыхтением, наконец, мы постепенно открыли ход в какую-то дыру. Дядя Геннадий сунул туда зажженную спичку. Спичка потухла, так и не дав нам увидеть, что там внизу. Потом мы бросили туда один за другим четыре комка земли. Их стук тоже мне ни о чем не сказал; но кладоискатель довольно потер руки:

— Неглубоко и с уклоном. Ниже колодец расширяется, и от него в сторону идет туннель.