Рука судьбы или Этюд о предопределенности - [17]

Меня подмывало сесть на ближайший пароход, но сделка по продаже собственности должна была вот-вот завершиться, и мне пришлось ждать, считая часы и дни, остававшиеся до той минуты, когда я смогу обнять и утешить Люси.

Подписание заключительного договора привело меня в окрестности военного лагеря, где я появился на свет; когда же я освободился от дел, до отплытия парохода оставалась неделя, и я решил все же совершить паломничество к месту моего рождения, так как другой возможности могло никогда не представиться.

Увы! мы никогда не знаем, к чему может привести один- единственный шаг в том или ином направлении. Но роптать бесполезно. Чему быть, того не миновать. Я должен был поехать.

Я добрался до лагеря, представился и был чрезвычайно гостеприимно принят полковником и офицерами гарнизона. Поскольку я собирался провести в лагере всего сутки, на следующее же утро новые друзья повели меня осматривать различные достопримечательности, как то форты и другие укрепления, построенные моим отцом во время пребывания на посту командира гарнизона.

Я снова услышал необыкновенную историю о старом йоге, которого казнили после нападения на казармы. С тех пор прошли годы, но история эта становилась достоянием каждого расквартированного там полка. Пока мы верхом объезжали местность, офицеры выдвигали многочисленные и самые странные предположения о том, что могло так испугать мою мать и что именно увидели мои родители, когда старый йог безжизненно упал на землю.

Под каменистым склоном горы полковник натянул поводья и указал вверх, на большую пещеру, расположенную над выступающей скалистой площадкой. Там, сказал он, во времена моего отца и жил старый йог. Я в шутку предложил посетить пещеру; полковник принял мое предложение всерьез, но сам отказался от восхождения, сославшись на то, что его кости для этого слишком стары. Однако два других офицера ухватились за мою идею, и, оставив лошадей на попечение полковника, мы начали подниматься по крутому склону.

Стояло раннее утро, и ночная роса делала камни и мхи такими скользкими и опасными, что мы были вынуждены двигаться с крайней осторожностью. Наконец мы достигли широкого скалистого плато, обращенного ко входу в пещеру, и на мгновение замерли, восхищенные великолепием открывшегося вида. Природа, казалось, объединила здесь все свои дары, чтобы создать непревзойденный пейзаж.

Леса, равнины и горы разворачивались вокруг нас, и стоило чуть повернуть голову, как эта грандиозная панорама Изменялась и начинала играть новыми красками. Иззубренная горная вершина над нашими головами вздымалась к самому сердцу небес, а вокруг громоздились странные, фантастические и неописуемые силуэты изрезанных временем скал, которые поразили бы самое безудержное воображение.

Прямо под нами раскинулись казармы, и солдаты суетились, как крошечные муравьи, в лучах утреннего солнца; справа мы видели форт с побеленными стенами и английским флагом — черные жерла его пушек пристально следили за границей.

— Любой человек, живущий здесь, стал бы мистиком, — заметил один из офицеров, поворачиваясь к пещере. — И посмотрите-ка, здесь есть вода и еда.

И он указал на родник, бивший прямо из большой скалы; у подножия ее раскинулись прекрасные грядки съедобных трав.

Пещеру мы нашли нетронутой — обитатель ее словно покинул свое жилище всего лишь какой-нибудь час назад. В дальнем углу стояло грубое ложе, застеленное большой тигриной шкурой; рядом, на так же грубо сколоченных полках, мы нашли разнообразные книги, посвященные глубоким философским вопросам и донельзя поразившие нас. В самом дальнем конце пещеры имелась большая ниша, по-видимому, служившая храмом. В центре ее стоял алтарь и высилось каменное изваяние Шивы-Разрушителя, высеченное, судя по всему, много столетий назад. У ног бога все еще лежали высохшие травы и цветы — вероятно, последнее искупительное приношение старого йога перед той роковой ночью.

На столе в изголовье лежанки, таком же грубом, как и вся остальная мебель, мы обнаружили Веды, английскую Библию и плоскую каменную плитку; очевидно, старый отшельник имел обыкновение записывать на ней свои мысли. Я с трепетом поднял ее. Душа моя, казалось, вот-вот прочитает свой смертный приговор — но я был обязан прочитать.

Первая строка была на хиндустани, и я не смог ее разобрать. Далее следовала фраза на английском: «Никто не избежит своей судьбы — разве и Бог не умер, дабы исполнилось предначертанное?»

«Никто не избежит своей судьбы! Странно, что повсюду, куда я ни направлюсь, меня преследуют такого рода предупреждения», — подумал я.

— Что это может означать? — громко воскликнул я, забыв о своих спутниках. Ответом мне был вздох, таинственный и странный; он прозвучал столь отчетливо, что даже бравые офицеры в страхе попятились.

— Пойдемте! — вскричал один. — От этого места меня бросает в дрожь, а кроме того, мы не можем больше заставлять полковника ждать.

И, потянув меня за руку, они направились к выходу. Мы отошли от пещеры всего на несколько шагов, когда я вспомнил, что забыл свой хлыст на столе у лежанки и крикнул остальным:

— Не ждите, я вас догоню!