Рука Сфинкса - [34]

Мария прижала кулак к подбородку и задумчиво прищурилась, пока он выпихивал шкаф из угла каюты.

– Вот так-то лучше. Он кажется более дружелюбным. Что теперь делать с этим сундуком?

Кто-то торопливо постучался, и тяжелая дверь на главную палубу распахнулась, впустив туман. Из тумана вышла Волета, не спуская глаз с чайного подноса, который несла в руках. На ней был причудливый пестрый наряд из вещей не того размера; ее ноги утопали в сапогах выше колен.

Она закрыла дверь бедром.

– Эдит, то есть мистер Уинтерс – божечки, до чего странно звучит! – сказала, что вы должны поесть.

Сенлин перестал толкать шкаф и тотчас же забрал у нее поднос:

– Боже мой, ты не должна мне прислуживать. Пожалуйста, скажи мистеру Уинтерсу, что в будущем я буду обедать с вами на камбузе.

Он освободил место на столе для чайника, чашки и блюдца, а также миски с чем-то серым и подрагивающим.

– Неужели это пудинг?

– Не исключено, что он самый, – ответила Волета и сцепила руки за спиной. Она окинула взглядом передвинутую мебель, стопки книг, грустный клубок ярких шарфов и бус, лежащий на кровати. – Здесь довольно мило.

Сенлин осмотрел другие помещения и был смущен относительной роскошью своей каюты. Сперва он не намеревался здесь поселяться, но Эдит настаивала, и пришлось согласиться.

– Я просматривал вещи Ли и нашел коллекцию… полагаю, это можно назвать побрякушками. Сомневаюсь, что они чего-то стоят, но вдруг тебе понравятся?

– Нет-нет, спасибо. Это как рыболовные приманки для глупых девчонок. Кроме того, я не думаю, что пираты носят побрякушки.

Он усмехнулся и убрал сверкающий ком с кровати в сундук.

– Мы не пираты, Волета.

– Сказал капитан пиратского корабля.

Было в каком-то смысле приятным сюрпризом обнаружить, что сестра Адама – весьма сообразительная девушка, пусть и немного дерзкая. У Адама много замечательных талантов; он – способный механик и неутомимый трудяга, но отнюдь не мастак поддерживать беседу. Сенлин увидел в этой молодой женщине острый и пытливый ум.

– Вообще-то, у нас и впрямь не было возможности поговорить.

– Мы были слишком заняты, потому что вопили и грызли ногти. До чего жуткая буря!

– Да уж. Прошу. – он взмахом руки указал на стул. – Раз уж ты здесь, почему бы не выпить чаю?

Она сделала реверанс, тут же раздраженно нахмурилась и плюхнулась на сиденье.

– Их больше не будет, капитан. Реверансов. Я буду отдавать честь, конечно. Жать руку, если пожелаете. Но прочие реверансы остались в Новом Вавилоне.

– Как и следовало ожидать. – Он снял вторую чашку с подставки и налил им чаю. – Что ты думаешь о нашем маленьком соглашении?

– О том, чтобы сделаться воздухоплавателями? Жить на корабле? С вами в качестве капитана? Вот это все?

– Да, именно это. – Он зачерпнул бесцветную кашу, проглотил с некоторым усилием и запил безвкусный комок глотком горького чая.

– Это прекрасно, – сказала она, открывая сахарницу и заглядывая внутрь. – Я люблю приключения, и вы мне тоже нравитесь. Мне особенно нравится, что вы застрелили Родиона.

Сенлин увидел «ключ тюремщика» в своей руке, облачко дыма над пистолетом и кровавую слезу, стекающую по лицу Родиона. Сутенер как будто стал прозрачным, и показался мальчишка, сокрытый под оболочкой злобного и сердитого эго. И именно этот мальчишка с открытым и полным надежд лицом пал мертвым к ногам Сенлина.

– Я думаю, что правильно защищать себя и своих друзей, – сказал Сенлин сдержанно. – Но не думаю, что когда-нибудь буду гордиться тем, что кого-то застрелил.

– Это был не «кто-то», сэр. Он был первостатейным злыднем. Он был хищником, который любил… который любил… – Она затрясла головой, ее взгляд сделался пустым. Вздрогнув, она опять нацепила на лицо улыбку. – В любом случае спасибо, что вытащили меня и Адама.

Сенлин сохранил любезное выражение лица, но одно лишь упоминание имени ее брата настроило его на враждебный лад. Он бы ни за что не признался, как глубоко ранен предательством Адама. Дело не только в сильной боли, которую причинил обман, а еще и в том, насколько трезвым был расчет Адама. Родион, каким бы мерзким он ни был, оказался куда более разумным выбором и более ценным союзником. Парнишка принял решение не из вероломства; он лишь хотел выжить. Разве условные узы дружбы могли состязаться с семейными узами и стремлением к самосохранению?

Ему нечего было сказать, и он только улыбался и пил чай.

– Не думаю, что вы с ним снова станете друзьями, – продолжила Волета, медленно поворачивая чашку на блюдце и глядя на пар над чаем, а не на застывшую улыбку Сенлина. – Мы оба это знаем. Адаму может потребоваться некоторое время, чтобы прийти к такому же выводу, но рано или поздно это случится.

Немного удивленный резкостью ее слов, Сенлин попытался быть дипломатичным:

– Я не виню его за то, что он выбрал тебя, а не меня. Семья превыше всего. Я понимаю это, и уверен: он думал, что…

– Вам не нужно защищать его. Уж я бы точно не стала. Думаю, он совершил ошибку. Он не дал мне права голоса. Я бы никогда не выбрала Родиона. Никогда. – Она положила три ложки темного сахара в чай и принялась энергично перемешивать. – Но настоящий вопрос вот в чем: если вам не стать снова друзьями, кем же вы будете?