Рука Москвы - [118]

— Я помню этот случай. Вечером позвонил в дверь какой-то совершенно пьяный мужик, нес что-то невразумительное про привет с Колымы. Пел песню о том, как вставал на пути Магадан, столица Колымского края. Я выпроводила его и захлопнула дверь. Он звонил, стучал, потом стал ломиться. Все это с матом. Я позвонила в милицию. Господи милосердный, так это был посланец Альфонса Ребане!

— Да, Роза, это был он. Сначала его сунули в вытрезвитель, потом внимательно посмотрели документы и передали в КГБ, так как он сидел по пятьдесят восьмой статье. В КГБ его допросили, конверт с завещанием отобрали и приказали убираться из Таллина. Об этом он и сообщил Костылю. О том, как встретила его привет его дочерь. Костыль не расстроился, а даже как бы и засмеялся. Потом ушел к себе в балок, принес оттуда пакет с какими-то бумагами и отдал этот пакет автору письма. На пакете был адрес москвича, который прошлой осенью прилетал к Костылю. Мой адрес. Этот адрес и фамилию Костыль узнал у администраторши гостиницы, где я ночевал. Костыль попросил автора письма переслать этот пакет в Москву, если что. После этого выставил компании три бутылки спирта, а четвертую зажал. Выпил со всеми стакан за женский день и сразу ушел, хотя на улице было под тридцать и задувало. Нашли его в июне, когда сошел снег. Его нашли в десяти километрах от поселка. При нем была пустая бутылка из-под спирта. Ты понимаешь, Роза, почему я так подробно пересказываю это письмо?

— Да.

— Похоронили его всем миром, а на кресте написали, что помер он восьмого марта, так как решили, что тогда он и забрел в тундру, хватанув лишку. Забрел в тундру. На десять километров.

— На ногах с перерезанными сухожилиями.

— Да. После поминок автор письма вспомнил про пакет и переслал его мне простой бандеролью. В бандероли были двести шесть писем Агнии Альфонсу Ребане. Он завещал тебе не недвижимость, Роза. Она завещал тебе самое дорогое, что у него было. Письма твоей матери.

— Эти письма…

— Да, Роза. Они у меня. Они были у меня все эти годы. Я не решался отдать их тебе, потому что мне пришлось бы рассказать все. Теперь отдам.

— Потому что теперь вы рассказали все?

— Это еще не все. Я не рассказал тебе, как погибла Агния.

— Я знаю, как она погибла. Она приехала из Освенцима в Аугсбург и там узнала, кем был ее любимый. Она застрелилась. Я не пойму только одного. Эти британские джентльмены — они что, не знали, кем был Альфонс Ребане?

— Знали.

— Так почему же они не сказали ей?! Для чего нужно было обрушивать на ее голову эту адскую правду?!

— Потому что она выехала в Аугсбург десятого мая сорок пятого года. А девятого мая гросс-адмирал Карл Дениц вручил Альфонсу Ребане Рыцарский крест с дубовыми листьями. Вручил мне. Встречи Агнии со мной нельзя было допустить. Ее и не допустили… „Любимый мой, мир сошел с ума. Любимый мой, в этом мире есть только наша любовь. Любимый мой, я пишу тебе из Освенцима…“ Теперь я рассказал тебе все.

— Господи! Господи! Прости и помилуй нас, грешных!

— А сейчас я поиграю тебе. Пройди в зал, а я поднимусь к органу. Дай мне эту розу. Я положу ее на пюпитр. Я буду играть „Пассакалью“ Баха. Ты знаешь, что такое пассакалья? Это песня провожания по улице.»

«— Молодые люди, которые живут в пятом времени года. Спасибо вам за то, что вы спасли жизнь моей дочери. Я ваш должник. Располагайте мной. Может быть, я смогу помочь вам предотвратить то, что может произойти завтра. Конец связи…»

Глава четырнадцатая

Завтра была суббота. Начало торжественной церемонии похорон национального героя Эстонии было назначено на десять утра. Но уже к половине десятого аллеи Метсакальмисту и все свободное пространство между могилами было заполнено празднично одетыми и возвышенно настроенными гражданами Эстонии.

На солнце сверкали лакированные козырьки военных фуражек над каменными лицами эстонских солдат, застывших возле свежей могилы с зелеными бархатными подушечками в руках. На подушечках покоились боевые награды Третьего рейха. В толпе мелькали ветхие, тщательно отутюженные немецкие френчи, Железные кресты, орлы со свастикой, значки за участие в кампаниях на Восточном фронте.

На камне из черного гранита было выбито:

«KOLONEL ALFONS REBANE».

Дата рождения: «24.06.1908».

Дата смерти: «08.03.1976».

Ровно в десять к центральному входу кладбища подкатил траурный кортеж: черный лимузин-катафалк в сопровождении мотоциклистов. За лимузином следовала открытая красная «мазератти». За рулем «мазератти» был внук национального героя Эстонии известный художник-абстракционист господин Томас Ребане, рядом с ним — его прелестная невеста госпожа Рита Лоо, вся в черном, в черных перчатках по локоть, в черной широкополой шляпе. Траур был ей к лицу, черное выгодно оттеняло цвет ее волос — цвет осенней ржи, цвет эстонских полей, даже за полвека не вытоптанных советскими оккупантами, как они ни топтались.

На заднем сиденье «мазератти» возвышалась массивная фигура и крупная бритая голова начальника секретариата кабинета министров Эстонии господина Генриха Вайно — единственного высокопоставленного правительственного чиновника, который не побоялся открыто продемонстрировать свою солидарность с патриотически настроенными гражданами республики.