Рука - [25]
Меня интересуют… странно… трезвею… два момента, или один из двух. Первый момент: что ты чувствуешь в связи с маменькой, что чувствовал и так далее. Но только не темнить! Только не раскидывать чернуху! Правду! Самую страшную, но правду! Харкайте кровью, препарируйте себя без наркоза, это – ваше дело. Приложите к устам зеркальце русской революции. Запотело?
Второй момент: если ничего вы действительно не чувствуете в связи с маменькой, то, будьте любезны, объясните мне чудесное и гениальное устройство механизма постепенного вытеснения из памяти таких ужасных нечеловеческих вещей, как убийство маменьки. А может быть, это настолько сверхьестественный факт, что память… или совесть, как хотите это называйте… вообще категорически отказывается принимать его в свои вонючие анналы?.. Ах, я неправильно ставлю вопрос и тем самым лишаю вас возможности подойти с какого-либо бону к объективной правде. Так, так. А я ебал «объективную правду». Я выписываю и получаю «Субъективную»! И ты мне ее выдавай! А не то я прикажу Рябову вбить тебе в глотку и в жопу по медузе – сразу заговоришь!.. Я, видите ли, неправильно ставлю вопрос. Теоретик хуев! Ты мне скажи: жалко тебе маменьку или не жалко? Было тебе невыносимо жить или не было, хотя мысли залезть в петлю ни ты в себе, ни я в тебе предположить не можем… Ну, падлюка, ну, свинья краснодьявольская! Выворачиваешься ты, как глиста, выведенная на чистую воду. Повыворачивайся. Ты кому хочешь доказать, что вина твоя сомнительна, и в худшем случае она не прямая, а исключительно косвенная? Себе или мне? И если косвенная, то речь уже пойдет не о механизме вытеснения вины, а о процессе самоуспокоения и самооправдания? Вы этого хотите, гражданин Гуров? ..
Но я видывал позиционных игроков почище вас. Не одну ночь, не один день сиживал я, бывало, ломая голову и нервишки, наступая, отступая, комбинируя, выигрывая, проигрывая, и я понимаю, что вы не расколетесь, пока вас не припрут коленом к стенке… Вот сейчас, не хитря, я даю вам слово палача: если вы, как на духу, расскажете мне о своих эмоциях, уясните: эмоциях, а не о бурных или медленных химических процессах, происходивших в вашей памяти, в совести, в мозгу, я повторяю, даю вам честное слово палача, оставлю вас наедине с вашей маменькой и больше никогда не заикнусь об этом деле… Отказываетесь. Понимаю. Насильно и никакими посулами я не заставлю вас раскрыть передо мной душу. А вдруг у тебя ее нет? Волк! Глиста! Крыса! Одевайся, сволочь! С папенькой твоим мне меньше пришлось возиться и открылся он в конце концов, а ты выкручиваешься перед самим собой! .. Пошли! .. Если ты продал душу Дьяволу за уверенность в том, что нет твоей прямой вины в смерти маменьки, то я тебя сейчас достану, сучка, достану! Я эксгумирую на твоих глазах то, что ты воровато закопал в паперти или в совести… плевать, мне все равно!
21
Где моя папочка? .. Вот моя папочка! .. Читайте свое заявление в партком института, гражданин Гуров, об отказе от отца. Читайте. Я совсем отрезвел, читайте… Оживает память? Лепечет гунявая совесть: агу-агу?.. Папеньку ведь тоже вы погубили вот этим своим патетическим письмом. Как прекрасно оно сохранилось! Ни червячка, ни запашка, ни трупных пятен, ни тленья, и течет, чуете, течет по синеньким, венозным закорючкам вашего почерка чернильно-кроваво-говенная кровь отцеубийства. А у вас самого сосудики уже не те, сердце сдает, черты лица благодаря мне соответствуют, наконец, вашей внутренней сущности, легкий циррозик от вечного коньячка, естественная смерть взяла уже в кассе предварительной продажи билетик для встречи с вами, но вам безумно хочется жить и почти невозможно примириться с тем, что письмо это переживет вас… Правда?
Вы тогда думали – участь папеньки предрешена, видели – пустеют партхоромы в вашем доме и соответственно редеют ряды дружков и подружек на лекциях в институте. Это заметал Сеньор Арест Ежович товарищей с семьями. Начали с царя-батюшки и вот возвращалось к ним их же чудовищное злодейство с кривой ухмылкой на бандитской харе… Тут-то вы и просекли в один миг, как показалось вам, происходящее и вправду сорвали куш: спасение и карьеру. Не без помощи, заметим, случайности.
Да… случайности… случайности… Ласточки-случайности… Пожалуй, думаю я сейчас, нет на белом свете вещицы волшебней и замечательней! Может быть, и не вещицы вовсе, а… существа, хоть и не плотского, не духовного, но существа! Существа! Оно настолько мало, что мы не можем предвосхитить ни времени его пояеления, ни точки приземления на зелененькой полянке Судьбы. А вы знаете, что так называемая «чистая случайность» принципиально не может быть ни замечена, ни осознана? Сама она уже принесла счастье, горе, удачу, смерть, славу, нищету и слиняла, и за нее человек в ста процентах из ста принимает тающий на глазах огненный прочерк – след движенья, – соединивший настоящее с будущим или возвращающий прошлое, как в случае с вами, гражданин Гуров, в настоящее. Бывает еще предчувствие прилета случайности – наитие, но причину его самовлюбленный, хамоватый человеческий разум относит к своим гениальным способностям, а не к самому существу случайности, едва– едва тронувшей светом или тенью, это зависит от направления ее движения, кончики наших нервов, верхушки травинок на полянке судьбы.
Главный герой повести «Николай Николаевич» – молодой московский вор-карманник, принятый на работу в научно-исследовательский институт в качестве донора спермы. Эта повесть – лирическое произведение о высокой и чистой любви, написанное на семьдесят процентов матерными словами.
Для многих из вас герой этой книги — Алёша Сероглазов и его друг, славный и умный пёс Кыш — старые знакомые. В новой повести вы встретитесь с Алёшей и Кышем в Крыму. И, конечно же, переживёте вместе с ними много весёлых, а иногда и опасных приключений. Ведь Алёша, Кыш и их новые друзья — крымские мальчишки и девчонки — пойдут по следу «дикарей», которые ранили в горах оленёнка, устроили лесной пожар и чуть-чуть не погубили золотую рыбку. В общем, наши герои будут бороться за то, чтобы люди относились с любовью и уважением к природе, к зверью, к рыбам, к птицам и к прекрасным творениям, созданным самим человеком.
В эту книгу входят замечательная повесть "Черно-бурая лиса" и четыре рассказа известного писателя Юза Алешковского. Во всех произведениях рассказывается о ребятах, их школьных делах, дружбе, отношениях со взрослыми. Но самое главное здесь — проблема доверия к подрастающему человеку.
Мне жаль, что нынешний Юз-прозаик, даже – представьте себе, романист – романист, поставим так ударение, – как-то заслонил его раннюю лирику, его старые песни. В тех первых песнях – я их все-таки больше всего люблю, может быть, потому, что иные из них рождались у меня на глазах, – что он делал в тех песнях? Он в них послал весь этот наш советский порядок на то самое. Но сделал это не как хулиган, а как поэт, у которого песни стали фольклором и потеряли автора. В позапрошлом веке было такое – «Среди долины ровныя…», «Не слышно шуму городского…», «Степь да степь кругом…».
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел.В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
Для первоклассника Алеши Сероглазова по прозвищу Двапортфеля маленький щенок Кыш — самая преданная и умная собака на свете.О приключениях этих двух верных друзей, постоянно попадающих в разные передряги, рассказывают увлекательные и добрые повести Юза Алешковского.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.