Руина - [24]
Озадаченные таким приемом Кочубей и Остап уселись за отдельным столом и потребовали себе по келеху меду.
Молчание продолжалось недолго, то там, то сям раздались снова отрывистые фразы; говорили все о новом набеге татарском; Остап и Кочубей насторожились.
Между тем высокий казак, пошептавшись о чем-то со своим соседом, обратился к ним громко:
— Доброго здоровья, паны товарищи! А чего уселись там отдельно? Пожалуйте к нам, сюда. В гурте, говорит пословица, и каша вкуснее естся. Гей, жиде, вина еще, я плачу.
— Спасибо тебе, пане–брате, за ласку, — ответил Кочубей, приподымаясь с места, — мы торопимся, заехали только на минуту, отогреться с дороги.
— Издалека едете?
— Да вот ездили в Стожки; донесли гетману, что татары появились и околицы пошарпали, так догнать хотели.
— Ну что ж, догнали? — спросило с живейшим любопытством несколько голосов.
— Опоздали, поздно донесли нам… они, видно, уже дня два тому назад ускакали из села.
— Мудрено было бы и догнать, — заметил, подморгнувши бровью, смуглый казак, — ведь они рассыпались по всем околицам, вот, говорят люди, и Зеленые Ставки, и Михайловку, и Черную Дуброву пошарпали.
— А как же, как же, — раздались с разных сторон голоса, — и у григоровцев скот угнали, и в Пологах пустили красного пивня.
— Д–да, погано, братья, — произнес задумчиво смуглый казак и, обратившись к Кочубею и Остапу, добавил: — Так вы что же теперь думаете делать?
— А вот прежде всего хотим разузнать, какие это были татаре и сколько их было, и если очень большой загон, то будем спешить в Чигирин, перескажем все гетману, чтобы скорей отряд в погоню высылать.
— Гм… так-то, оно так, догнать бы еще можно было б… — незнакомец закрутил на палец свой длинный черный ус и добавил значительно: — Да только дело в том, что это были татары из Белогородской орды.
— Ну так что ж, что из Белогородской! Присвятились они, что ли? Всякий басурманин — разбойник! Всякого басурманина бить надо! — крикнул запальчиво сидевший с ним рядом казак.
— Всякого бить надо, да не всякого можно, — усмехнулся незнакомец. — Белогородские татары наши.
— Наши! — вскрикнуло сразу несколько голосов с изумлением, ужасом и негодованием. — Да сколько еще свет стоит, такого мы не слыхали, чтобы проклятые басурмане нашими были.
— Ой, ой, как налякали! — продолжал с усмешкой незнакомец. — Кто вам говорит, что они наши братья или побратимы, конечно, нет, никогда в свете казацкая христианская душа с басурманской не сойдется, а наши они потому, что гетман их на службу нанял для обороны нас и нашего края.
— Уж лучше бы гетман чертей из пекла для нашей обороны нанял, чем этих проклятых басурман! — раздался чей-то злобный голос. — Оборонят они нас так, что останемся мы на зиму без хлеба, без хаты, как дикие звери!
— Гетман узнает, какая это свавольная шайка дозволила себе такое бесчинство. Сами знаете, во всяком войске могут быть напастники и свавольники.
Но довод незнакомца не показался собравшимся поселянам сколько-нибудь утешительным.
— Так что нам с того, что он узнает, кто разорил? Легче нам от этого станет, что ли? Нашел, кого для обороны нашей призвать! Тех, что сами грабят и разоряют весь край!
— Поставил лису курятник сторожить! — закричало сразу несколько голосов.
— Да ну вас! — даже отмахнулся рукою незнакомец. — Договор же у гетмана с татарами заключен.
— Договор! Станут они тебе смотреть на какой договор? Да разве можно с басурманином о чем уговориться?! Им и закон велит истреблять христиан! — закричало снова несколько злобных голосов.
Остальные поселяне молчали, но видно было по их угрюмым пасмурным лицам, что они вполне разделяют мнение своих товарищей.
Остап не принимал участия в этом разговоре, но чувствовал, что в душе он невольно соглашался с мнениями этих поселян.
Между тем вспышка народной ненависти, поднявшаяся от неумелого утешения незнакомца, не улегалась.
Кочубей нахмурился. Бестактное поведение незнакомца раздражало его. По всему видно было, что он сторонник Дорошенко, но… к чему это, например, вздумал он при таком скоплении озлобленного народа рассказывать, что набег сделала Белогородская орда, да еще уверяет крестьян, что она «наша»?
— Услужливый дурак опаснее врага! — проворчал про себя Кочубей и произнес громко с нескрываемой досадой в голосе: — Так что ж с того, что татарам закон велит истреблять христиан? Может, и корове ее закон велит бодать всякого, да умный хозяин постарается ей рога спилить и все-таки молоко с нее получить. Так и гетман никакого ослушания и бесчинства белогородцам не дозволит, а строго накажет виновных.
— Так они гетмана и послушают! Они и на самого шайтана не смотрят! — закричало сразу несколько озлобленных голосов. — Басурмане только грабежом и живут: станут они для вас свой закон переменять!
Кочубей хотел возразить что-то, но его перебил незнакомец.
— Э, нет, панове, стойте! — остановил он всех движением руки. — Теперь уже не то, что было прежде, коли они гетманского кулака не послушают, так гетман и султану турецкому напишет. Теперь, когда он с султаном в союз вошел, так у него эти голомозые вот тут сидят! — с этими словами он сжал крепко кулак и стукнул им по столу. При этом движении на мизинном пальце его сверкнул дорогой бриллиантовый перстень.
В романе «У пристани» — заключительной части трилогии о Богдане Хмельницком — отображены события освободительной войны украинского народа против польской шляхты и униатов, последовавшие за Желтоводским и Корсунским сражениями. В этом эпическом повествовании ярко воссозданы жизнь казацкого и польского лагерей, битвы под Пилявцами, Збаражем, Берестечком, показана сложная борьба, которую вел Богдан Хмельницкий, стремясь к воссоединению Украины с Россией.
В романе М. Старицкого «Перед бурей», составляющем первую часть трилогии о Богдане Хмельницком, отражены события, которые предшествовали освободительной войне украинского народа за социальное и национальное освобождение (1648-1654). На широком фоне эпохи автор изображает быт тех времен, разгульную жизнь шляхты и бесправное, угнетенное положение крестьян и казачества, показывает военные приготовления запорожцев, их морской поход к берегам султанской Турции.
Главный герой повести — золотарь Семен Мелешкевич — возвращается из-за границы в Киев. Но родной город встретил его неутешительными новостями — на Семена возведена клевета, имущество продано за бесценок, любимую девушку хотят выдать за другого, а его самого считают казненным за разбойничество.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.