Руина, Мазепа, Мазепинцы - [31]

грабежами, насилиями и побоями. Гетман обложил имения духовенства и

монастырей под предлогом составления описи доходных статей, отнимал под разными предлогами у многих владельцев угодья и

мельницы; жалобы и ропот дошли до киевского воеводы Петра

Васильевича Шереметева, только что занявшего в Киеве место князя

Львова, и Шереметев сделал запрос гетману: на каком основании

производятся сборы со статей, не подлежащих гетманскому

ведомству? Гетман заперся, отвечал, что сборы собираются самовольно

без его ведома и что он послал по городам универсалы, приказывая, чтобы никто не собирал на него <стаций> (сборов), а собирались

бы они в свое время в казну великого государя. Между тем в Киеве

приехавшему царскому дьяку Евстрату Фролову говорили епископ

Мефодий и киевский полковник Дворецкий, а за ними вслед

повторял то же и Шереметев: надобно, чтоб переписчики доходных

статей по государеву указу поспешили в Малую Россию; мещане рады

будут и без отговорок станут вносить доходы в казну государеву, лишь бы козацким старшинам и козакам до них не было дела. А

если переписчики не прибудут до Семена-дня, чтоб переписать

людей и угодья, с чего доведется брать доходы в царскую казну, то

гетман, полковники и старшины все доходы отберут на себя, а

мещан и всех малороссийских жителей оставят на целый год нагими

и пограбленными. И в народной громаде стало высказываться уже

в это время враждебное настроение к Бруховецкому, на которого во

время избрания его в гетманы смотрели как на защитника бедных

против богатых, простых против знатных. В разных местах, по

городам и селам, собирались своевольные <купы>; такая купа

собралась недалеко от местопребывания гетмана, в гадячском повете, под

начальством прибывшего туда из слободских полков Ивана Донца, и гетман приказал ее разогнать, за что получил из Москвы похвалу.

Более всего не ладилось у гетмана с великороссийскими

воеводами. На Шереметева писал в Приказ Бруховецкий, будто тот

приказал вывести Козаков из города Димера и вместо них поставил там

залогу (гарнизон) из царских ратных людей, которые не могли

устоять, - пришли из Белой-Церкви поляки, побрали в плен ратных

людей и овладели Димером. Шереметев по этому поводу объяснял, что он вовсе не выводил Козаков из Димера, не ставил туда залоги

из своих людей, неизвестно ему, по чьему приказанию вышли ко-

заки из Димера, никого из ратных царских людей не брали в плен

3* 67

и не убивали поляки. Бруховецкий доносил, что лихие люди

прельщают Шереметева лукавыми словами и ссорят с гетманом, а

Шереметев возражал, что все это неправда, никто его с гетманом не

ссорит, а сам гетман <зело корыстен>, облагает поспольство

всякими поборахми. - Шереметев поверил собирать на государя

проезжую пошлину на перевозе у Переяслава гречанину Томаре, и тот

собрал этой пошлины 500 руб., а гетман требовал, чтоб Томара

привез ему в Гадяч тысячу руб., но у Томары не было столько денег, и он боялся, чтоб ему <не быть без головы>. Не в ладах был гетман

и с переяславским воеводою Вердеревским: доносил, что Вердерев-

ский был жаден, брал поборы и под предлогом, что в каком-нибудь

городе или деревне козак, по приказанию воеводы, не шел в войско, посылал туда ратных царских людей на становище и приказывал

собирать с жителей кормы. На Якова Тимофеевича Хитрова, бывшего прежде при гетмане в Каневе, а потом назначенного воеводою

в Полтаву, гетман доносил, что он полтавских Козаков отягощает

подводами, забирая лошадей у тех, которые сами были на службе, и оскорбляет заслуженных лиц, бывших прежде полковниками, да

и самого тогдашнего полковника ставит ни во что, говоря: он ваш

полковник, а я от государя послан и более всех вас, а вы все под-

чорты! <У него - писал c Москву гетман со слов полтавцев -

лучше обхождение с наложницами майоров, чем с козацкими женами.

Ни в сеножатях, ни в огороженных лугах и огородах козаки.не

вольны. Как к нему кто придет из товарищей, он очи им тростью

выбивает, в глаза плюет, а денщики, по его приказу, в шею

выталкивают>. Недружелюбно относился гетман и к находившемуся при нем

в Гадяче воеводе Федору Протасьеву и доносил, что тот с умысла, на зло гетману, допускает ратньш людям обижать малороссиян. В

Гадяче, Котедьве и иных городах не найдется ни одного двора, чтоб

не был обокраден, а коли поймают вора и приведут к воеводе на

расправу, так он не наказывает преступника и даже не отнимает у

него краденого имущества. Двух Козаков убили и убийц поймали, но никакого сыска и наказывания им не* было. Впрочем, Протасьев

в марте месяце был отозван.

Бруховецкий и епископ Мефодий, как мы видели, были прежде

большие друзья между собою. Мефодию не мало обязан был

Бруховецкий своим возведением в гетманское достоинство. Но по

возвращении из Москвы между ними, как говорится, пробежала

черная кошка. Оба способны и склонны были заводить козни, доносить, клеветать и рыть друг под другом яму. Гетман в Москве

увлекся оказанными ему почестями и ласками и надавал советов и

предложений, которые должны были повлечь за собою большие

перемены, не всем в Малороссии приятные. Введение воевод, отнимавшее суд и расправу от Козаков, еще не могло пока произвести