Рухнувшие небеса - [15]

– А почему ты должен мне нравиться?

Я ненавидела таких парней, как он. К ним никогда не питала симпатию или нечто подобного. Мне вообще нравилось мало парней. Предпочтения я отдавала милым, общительным, умеющим шутить, а не дерзким придуркам, самооценка которых находилась на уровне выше, чем небо. К несчастью, мне никогда не доводилось встречать того самого. Хотя, Брэндон – мой друг – идеально подходил под все критерии, но я не воспринимала его как нечто большее, чем парень, с которым можно просто поболтать и повеселиться в каком-нибудь баре после изнурительного рабочего дня.

– Я нравлюсь всем, – гордо сказал он, улыбаясь, не могу сказать, что очаровательной улыбкой, а скорее – нахальной.

– Но не мне.

В этот самый нелепый момент, когда его угораздило достать свою визитку с номером телефона и протянуть мне зачем-то, явилась Карен. Она, увидев нас с ним, запищала и запрыгала на месте, остановившись рядом со мной. Мне так и захотелось ей все быстро объяснить, что это вовсе не то, о чем она думает, но когда незнакомец заговорил, я поняла, какими нелепыми будут мои объяснения сейчас…

– Габриель. Габриель Эйнсфорд. Можешь звонить мне, когда вздумается. – Он оглядел мое тело вновь, я открыла рот, в душе громко ругая его за то, что именно сейчас решил протянуть свой ободранный клочок бумажки. – Заслужила, Монашка. Классные сиськи.

Карен готова была растаять на месте, видя в руке… Габриеля (ну и имечко, конечно же) листочек с его номером телефона. Она пихнула меня вбок, из-за чего я попятилась в сторону и одарила ее удивленным взглядом. Подруга думает, я так низко упаду и возьму этот клочок бумаги? Пф. Нет, естественно. Не знала, что теперь парни, да еще такие популярные, разбрасываются личной информацией направо и налево.

– Извращенец, – выплюнула я, отворачиваясь от него и шагая в сторону, оставляя Карен очень сложный выбор: следовать за мной, либо оставаться с Габриэлем – сексуальным парнем из «Сладкого забвения».

Подруга, спустя несколько секунд раздумий, рванула за мной. Все же, дружба сильнее. Она подстроилась под такт моей ходьбы, на ее лице ясно читалось «да-как-ты-могла-не-взять-его-номер?» На ее немой вопрос пожала плечами и закатила глаза, когда голос, одновременно красивый и ставший таким надоедливым, рассек звук утихающей музыки.

– Кажется, у тебя корсет развязался. Смотри, как бы твои прелести не увидел никто, – в его словах чувствовалась наглая улыбка. – Никто, кроме меня.

Я совсем забыла, что недавно ослабляла корсет и возилась с ленточками на спине. Вот черт. Остановившись, словно показывая шоу, медленно и демонстративно затянула их, затем с огромным усилием завязала в бантик. Сейчас мою грудь сдавливало как никогда раньше. Я быстрей мечтала оказаться дома и переодеться в свою любимую свободную пижаму с мишками (да, она мне сильно нравилась, потому что ее мне подарили родители два с половиной года назад на рождество, которое мне запомнилось больше всего из-за праздничной атмосферы, хорошего настроения и, конечно же, из-за них самих; в то время наша семья не переживала никакой утраты, и все были счастливы).

Я вылетела из «Мо», прежде чем Карен остановила меня, больно вцепившись в руку. В ее карих глазах читалось непонимание.

– Куда ты собралась?

– Разве это не очевидно? Домой.

Я увильнула от ее хватки и, поправляя корсет, двинулась дальше, не представляя, как столько кварталов буду ковылять пешком, тем более в достаточно темное время суток. Собравшиеся в кучку неподалеку парни присвистнули мне, когда прошла мимо. Теперь я ощутила себя еще более глупо, чем раньше. Лучше бы оставила те ленточки в покое – затянув их, только выставила на обозрение свой бюст, который и без того вываливался за пределы жесткого материала. Сейчас я жалела об одном – что отдала подруге болеро.

– Стой, Скай! – Карен встала на моем пути, чем заставила меня прекратить двигаться дальше. – Я не понимаю причины. Зачем тебе понадобилось домой именно тогда, когда я наткнулась на одного «Забвенца» спустя несколько минут бесполезных поисков других?

Я могла бы истолковать ей все причины, почему захотела выйти из клуба и больше никогда не возвращаться в него, но ограничилась лишь одной из них и, пожалуй, самой объясняющей.

– Мне там не понравилось.

Что слабовато сказано.

– А как же музыка «Сладкого забвения»? Как же парни из этой группы?

Я выдохнула.

– Я услышала только одну песню и почти никого из них не видела.

– Не ври. Сам Габриель Эйнсфорд говорил с тобой! С тобой, слышишь? – она произносила эти слова так, словно считала меня слабоумной. – Я не знаю, как случилось то, что он заговорил с тобой, но ты должна мне все рассказать, а иначе будешь завтра смотреть со мной «Ходячих».

Сейчас меня не пугала ее угроза. Мне было как-то все равно. Да и что ей рассказывать? Как парень, укладывающий волосы с помощью фена, спас меня от смерти и дал прозвище – Монашка из-за наличия на моей шее крестика?

– Не знаю, как ты, но я пойду домой. Повеселись, Карен. И да, извини, что я, такая гордая, не взяла его номер.

Я возобновила шаг. Карен измученно захныкала, мельтеша за мной.