Рудобельская республика - [91]

Как-то под вечер в хату, где жили командиры отрядов, пришел Роман Соловей. Пожалуй, не было такой щели, куда бы не проскользнул этот неугомонный дед. А здесь все под боком, каждая стежка с детства знакома. Протопать из Хоромного в Грабье — будто из хаты в амбар проскочить. Не раздеваясь, сел на лавку, поглядел на Максима Левкова:

— Подворье твое, Максиме, дымом пошло. Возвратишься, отблагодари Фэльку Гатальского. Это он доносит. Старые твои прилепились в хуторе Якова Гошки. Так не бедуй, до весны перебьются. От горе, что богато людей позабирали заложниками и погнали в Бобруйскую крепость. Ульян Жинко и Рыгор Ковалевич не могли идти, так их тут же и порешили. А всех остальных, как баранов, повязали и шомполами погнали. Схватили и Левона Одинца. Он и так был еле душа в теле, так в Глусске, говорят, в конюшню бросили, чтобы от холода дошел.

Каждый расспрашивал у Романа о своих, и он одних утешал, другим говорил горькую правду.

— От расселись тут и не чуете, как вам западню готовят. Окружить хотят и всех до одного накрыть. Так что не разевайте рот. За Смыковичской дорогой особо глядите.

— Лады, дядька Роман, не проспим. А вам, может, спокойнее было бы с нами остаться? И Марылю сюда б забрали. Шляхта ж, она, один черт, жизни не даст.

— Так вы ж, я думаю, не век тут отсиживаться будете, придете и нас спасать? Только сил соберите поболе. А так не устоите. Их там знаете сколько?

— Ну? — подался вперед Левков.

— Как мух на падали.

Роман закинул за плечи берестяной короб, натянул облезлый треух и потопал.

Партизаны заняли все дороги, установили за селом трофейные пулеметы и дожидались ночи. Мороз три шкуры драл. Вокруг луны расплылся большой белый круг, высыпали яркие звезды, с деревьев свисали длинные голубые бороды. Было слышно, как срывались с веток и падали пухлые комья снега, как потрескивали сучья.

Взвод Тимоха Володько притаился под заснеженными кустами. Хлопцы всматривались в поблескивающую лесную дорогу, перерезанную черными тенями елок, прислушивались к каждому шороху стылой до звона ночи.

Где-то далеко, словно кто-то крахмал в пальцах перетирал, заскрипела дорога. Звуки приближались и становились отчетливее.

На повороте показалась лошадь, запряженная в возок с соломой. На нем сидели три человека, четвертый семенил с вожжами в руках. Когда фурманка поравнялась с партизанской засадой, хлопцы неожиданно выскочили из-за кустов. Трое мигом вылетели из возка и бросились в лес. Кто-то лязгнул затвором.

— Не стрелять! — прохрипел взводный. — Догоняйте и берите как придется, только без огня!

Человек шесть рванулись за беглецами. Только трещали сучья да сыпался снег с ветвей. К вознице подбежал бывший моряк Зенон Рогович:

— Что везешь?

Неказистый шляхтюк весь дрожал, даже плюгавенькая козлиная бородка вздрагивала.

— А, братоцек, а родненький, не ведаю. Сами они нагружали. Под соломой, казецца, сто-то есть. Всевышний видит, я не виноват, силком погнали…

— Небось мужика на такое дело не взяли, шершень поганый! — вгонял в ужас шляхтюка Тимох Володько и перевернул возок с соломой.

На снег выпали свернувшиеся, как ужи, пулеметные ленты и два тупорылых пулемета. Хлопцы тотчас же оттащили их и замаскировали по обеим сторонам дороги. Аккуратненько убрали солому, чтоб и следа не было.

— Ты вот что, пока цел, садись и не оглядываясь гони в Грабье. Спросят наши, скажи все, как было.

Шляхтич вскочил на сани, стегнул вожжами заиндевелого коня и понесся по дороге, аж снег из-под копыт летел.

В лесу прогремел выстрел, потом другой. Наверное, отстреливались легионеры, убежавшие в лес. Глухим эхом отозвались выстрелы в разных концах пущи.

— Ну, началось. Чуешь, в клещи берут! — сказал Тимох Володько Роговичу.

— А нехай выкусят! — взорвался матрос. На нем из-под кожушка выглядывала полосатая тельняшка, а черные флотские клеши свисали над короткими голенищами старых подшитых валенок.

Верхом прискакал молодой, тоненький, как прутик, Амельян Падута и передал приказ Левкова: «В бой не ввязываться. Отрядам отходить на Паричи. Оставить заслоны по шесть человек. Пулеметам прикрыть отход!»

Вместе с добровольцами охранять дорогу остался морячок.

Бой разгорелся только после полуночи, когда основные силы партизан отошли достаточно далеко по лесным стежкам.

Как только из-за поворота появились жолнеры, Рогович резанул по ним длинной очередью, поводя из стороны в сторону короткое рыльце «максима». Месяц затянуло облаками, тени расплылись. Теперь те и другие стреляли втемную. Партизанский заслон не очень торопился отходить, а белополяки не слишком наседали: воевать со стариками и бабами было проще и безопаснее, чем соваться под партизанские пули.

Пулеметы заливались слева и справа от Роговича. Значит, действительно, легионеры хотели внезапно окружить село. Кабы не подоспел старый Соловей, так и накрыли бы оба отряда. А теперь не догонят, да они и не очень рвутся догонять.

Партизанские заслоны не спеша отходили в лес. Пальба утихала, пока не прекратилась совсем.

Рудобельские партизаны лесами шли на Паричи, а там, за Березиной, уже стояла Красная Армия. На ее помощь и надеялись рудобельцы: патроны были на исходе, не хватало винтовок, да и людей было небогато. А белополяки только в Рудобелку пригнали полторы тысячи солдат, прикатили пушки и штук тридцать пулеметов. Вот и попробуй их одолей. Прикинули командиры: выхода нет, надо на зиму пробиваться за Березину.