Рубиновое кольцо - [20]

– Ну вот, босс, – сказал Уокер, выпрямляясь. – Смотри.

Арчер, который сидел на диване, наклонился и посмотрел в микроскоп. Через несколько секунд он спросил:

– А что это за облачка?

– Это так называемый шелк, – сказал Уокер. – Торговый термин, или, другими словами, техническое название. «Шелк» – это крошечные вкрапления. Если их слишком много, то камень становится непрозрачным.

– Получается, что «шелк» работает на меня, – заметил Арчер.

– И на цвет тоже, – добавил Уокер, – если «шелка» много. Рубины обладают повышенной чувствительностью. Когда дело доходит до огранки, главное – срезать грани не слишком глубоко и не слишком мелко, чтобы не возникли так называемые окна, из-за которых камень кажется потухшим. Если «шелка» много, рубин «горит» в любом случае.

Фейт подошла к столу и посмотрела на камни, которые разглядывал Арчер. Невооруженным глазом увидеть вкрапления она не могла.

( «Окна»? – переспросил Арчер. – Я специалист по жемчугу, а не по твердым камням.

– «Окна» возникают тогда, когда свет проходит только через грань драгоценного камня, без преломления, – объяснил Уокер. – Камень становится обычным стеклом. Случается, что «потухает» какая-либо одна грань. Это бывает заметно, когда свет, проникающий в камень, избегает какой-то стороны и преломляется обратно в центр. Рубинам это здорово пакостит.

Фейт, послушав Уокера, тоже захотела посмотреть на рубин, пылающий, словно живой уголек, в стальной хватке микроскопа. Она положила руку на плечо брата и подтолкнула его. Арчер понял намек.

Уокер замер. Он почувствовал тепло и аромат, исходящие от Фейт, которая была так близко от него. Усилием воли он заставил себя думать о рубинах.

– Хорошая огранка позволяет свести к минимуму «потухание» граней, – добавил Уокер, – но невозможно избавиться от него совсем. Такова особенность рубинов. Ценность и прелесть бирманских рубинов состоит в том, что их естественный «шелк» передает свет граням, которые иначе могли бы казаться тусклыми из-за «потухших» граней. В результате получается более мягкий цвет. Он кажется теплым и бархатным, словно рот женщины.

Фейт потрясение посмотрела на него.

– Разве у тайских рубинов нет «шелка»? – спросил Арчер.

– У них нет ничего общего с бирманскими рубинами. Ничего. То же самое могу сказать и про действительно хорошие вьетнамские рубины. Великолепный цвет, но в каждой грани камня видны темные области, независимо от тщательной огранки. Посмотри на это через лупу.

Арчер переключил свое внимание на ограненный красный драгоценный камень, который Уокер держал длинным пинцетом. Когда он навел на него лупу, то увидел, что не все грани одинаково яркие и одинаково красные, хотя на первый взгляд камень был весьма хорош. Но в сравнении с бирманским рубином явно проигрывал… Стоит раз увидеть бирманский рубин высокого качества – и все остальные покажутся просто ограненными красными стеклышками.

– Если добавить еще, что бирманский рубин обладает естественным свечением, – сказал Уокер, – то можно с уверенностью констатировать, что это и есть тот самый драгоценный камень из сказок, камень, который пылает внутренним светом. Он живой. Нет в мире ничего подобного.

Уверенность и страсть в голосе Уокера заставили Фейт внимательно посмотреть на него. Ей казалось, она чувствовала то же самое, когда заканчивала работу над эскизами, которые создадут красоту из металла и камней. Ничто не может сравниться с этим чувством. Память о пережитом творческом волнении поддерживала ее даже тогда, когда жизнь становилась совсем тусклой. Мысль о том, что Уокер способен испытывать столь глубокие эмоции, как и она, удивила ее и запала в душу.

Уокер был прав. Его южная манера говорить плавно и размеренно словно погружала собеседника в тихий омут, в глубине которого скрыто больше того, чем видно на поверхности.

– Посмотри, – тихо сказал Уокер.

Он взял пинцет и положил второй камень под ультрафиолетовые лучи. Потом освободил от бумажной обертки другой камень Фейт и проделал то же самое. В первом рубине не проявилось никаких изменений. Бирманский рубин загорелся ослепительным темно-красным светом.

Фейт тихо ахнула.

– Флюоресценция, – проговорил Уокер. – Бирманские камни флюоресцируют очень сильно в диапазоне от красного до оранжевого. Красный цвет ценится выше, поскольку он глубже. Камень прекрасен, по-настоящему прекрасен. К тому же он хорошего размера и должен потянуть на сорок тысяч за карат, оптом. И выше, если покупателю не терпится его иметь.

– Сколько стоил бы камень в двадцать каратов такого же качества? – спросила Фейт. – С могольской надписью, – добавила она. – Только светской, не религиозной.

Глаза Уокера сощурились. У него было несколько гравированных могольских рубинов в собственной коллекции, но не больше десяти каратов каждый. Они не имели ничего общего с качеством рубинов Монтегю.

– Почему ты спрашиваешь?

– Сегодня у меня в магазине был один мужчина, он искал такой камень и был ужасно раздражен, когда я сказала ему, что у меня нет ничего подобного. Он почему-то был уверен, что я его скрываю, и предлагал бешеные деньги.

– Почему? забеспокоился Уокер.