Рубин Рафаэля - [2]

– Здесь сто золотых флоринов. И если этого окажется недостаточно, я принесу еще. Мастер хотел, чтобы синьорина Луги нашла здесь кров и защиту после того, как он…

Молодой человек намеренно не стал произносить неприятного слова, и Маргарита знала: это сделано ради нее. Смуглый Джулио, обладатель нежного лица и мягкой улыбки, был не только верным другом и славным человеком, но и талантливым художником. Теперь его, как некогда Рафаэля, ожидало величие. Эта, казалось бы, приятная мысль, несмотря на всю симпатию, которую Маргарита испытывала к Джулио, вызывала горечь.

В свои двадцать шесть Маргарита ощущала себя более дряхлой, чем две престарелые монахини, которые вершили суд над ее жизнью. Да, теперь это была ее жизнь, а тот, кто последние шесть лет оставался единственной любовью и смыслом этой жизни, лежал сейчас в холоде и одиночестве мраморной гробницы. Ему исполнилось всего тридцать семь.

Она на мгновение прикрыла глаза, а Джулио тем временем продолжал торговаться. На самом деле ей было безразлично, что теперь станется с ней. Она могла провести остаток своих дней здесь, в монастыре Сант-Аполлония, или вернуться домой, став достопримечательностью семейной пекарни, если, конечно, ее согласятся принять обратно. Нет, так не должно было случиться. Он еще многого не успел, столько картин остались не написанными… Теперь зодчим нового собора Святого Петра изберут кого-то другого, а великий Рафаэль однажды превратится в простую зарубку на древе истории Ватикана. Так будет, если Биббиена добьется своего.

– Пятьсот золотых флоринов в пользу монастыря.

Встречное предложение аббатисы, высказанное бесцветным голосом, заставило Маргариту вздрогнуть и посмотреть на худощавую старую женщину с сухим желтовато-бледным лицом и темными запавшими глазами. Да, Маргарита будет здесь в безопасности. Но жизнь в этом месте также станет ей наказанием.

– Деньги… и кольцо.

Маргарита похолодела. Она не ожидала такого удара. Ее рука инстинктивно сжалась в кулак, чтобы защитить драгоценность, украшавшую палец.

В оглушительном молчании честные глаза Джулио испрашивали согласия у ошеломленной Маргариты. Он всего лишь исполнял волю учителя. Серо-зеленый взгляд немо молил не противиться.

В мыслях ее возникла картина, все еще стоящая на личном мольберте Рафаэля. Только что оконченная, она изображала Маргариту, счастливую, соблазнительно улыбающуюся. У них впереди была целая жизнь. Он написал ее обольстительной, в одном лишь экзотическом тюрбане на блестящих волосах, полоса прозрачно струящегося газа не скрывает обнаженного тела, на руке лента с его именем, Рафаэль Урбинский, знак любви и обладания. Это было провозглашением того, что она всегда принадлежала и будет принадлежать только ему. И еще одним смелым подтверждением служило обручальное кольцо на ее пальце…

Пожалуйста, предложи еще денег вместо кольца, хотелось ей крикнуть. Все, что угодно, только не кольцо! Только она, одна из живых, знала, что для нее означает это кольцо.

– Триста флоринов и кольцо. Это мое последнее предложение, – сказала аббатиса. Ее лицо по-прежнему оставалось лишенным всякого выражения.

Взглянув на нее, Маргарита заметила, как высохшие жилистые пальцы вцепились в край стола наподобие когтей. На левой руке блеснул золотой ободок. Так вот каким будет ее наказание. Символ бессмертной любви между мужчиной и женщиной, бесценное рубиновое кольцо, на ее руке уступит место простой полоске обручального кольца Христовой невесты. Она не могла не заметить в этом иронии.

Соглашение наконец было достигнуто, и Маргарита стала всего лишь немой свидетельницей сделки, которая определила все ее будущее. Только после этого она и Джулио тихо вышли из комнаты и остановились возле ворот монастыря. Стены вокруг покрывала роспись, уныло поблекшая фреска. Там, возле каменной арки, выходившей на улицу, они попрощались. Ближайший друг и помощник Рафаэля прижал Маргариту к груди, и она с трудом сдержала слезы. Солнце освещало их огненно-рыжими лучами. Маргарита ощутила привычный ожог слез. Его сила снова напомнила ей о Рафаэле.

– Я позабочусь о том, чтобы картина попала в хорошие руки, – прошептал он возле ее щеки.

– Это не имеет значения. Теперь уже ничто не имеет значения.

– Перестань. Ты все еще молода и красива.

– И заклеймена навеки.

– Глупости. – Он неуверенно улыбнулся, и Маргарита подумала, что Джулио всегда был искренним человеком. – Побудь здесь какое-то время, пока все не уляжется. Год, может быть, два. А потом ты сможешь начать жизнь сначала.

Но Рафаэль навсегда изменил обоих, и в это мгновение возможность разделить скорбь друг с другом стала бальзамом для их сердец. Она всмотрелась в доброе спокойное лицо Джулио.

– Что ты с ним сделаешь? – Она спрашивала о своем последнем, таком чувственном, портрете, который написал Рафаэль. Том самом, который хранил все их секреты. Том, который должен был стать ей свадебным подарком.

– Когда придет время, я передам его в надежные руки. Только – ради твоего же блага – не таким, каким он был написан. – Он изменил кое-что в портрете, чтобы защитить ее от нападок. Она прекрасно понимала, что им двигало, но тем не менее эти слова отозвались в ее сердце сильнейшей болью. Он опустил глаза и заговорил тише: – Кардинал Биббиена по-прежнему презирает вас обоих за ту роль, которую вы, по его убеждению, сыграли в жизни его племянницы. Я позабочусь о том, чтобы ваши враги смягчились и ты смогла отсюда выйти.