Рубикон - [4]

Шрифт
Интервал

— Люция, Люция, — повторял стоящий перед ней мужчина в обгорелой тунике, — не горюй так. Все равно ни дома, ни виноградника не вернуть.

— За сколько продашь? — Широколицый веснушчатый человек торопливо достал из-за пояса табличку и стилос. — Десять денариев хочешь?

— Да за что же? — недоуменно спросил погорелец.

— За дом и участок.

Любопытные обступили необычный торг.

— Бери, Цетег!

— Благодари доброго человека!

— Десять денариев за такую усадьбу? — Цетег колебался.

— Так все равно сгорит. — Покупатель сделал вид, что хочет отойти.

Порыв ветра, раздувая пламя, метнул искры в темноту, вытащенные на улицу вещи занялись огнем, Люция и мальчики кинулись тушить. Цетег вцепился в плащ покупателя.

— Добрый человек, бери дом, виноградники, все имущество хотя бы за двенадцать денариев!

— Подписывай!

Улочка наполнилась голосами. Ловкие, расторопные пожарники карабкались на пылающие стены, качали воду из гигантских бочек. Другой отряд уже рыл вокруг виноградника широкие канавы, преграждая путь огню. Имущество Цетега было спасено.

— Ты вернул кров моим детям. — Люция схватила руки благодетеля и осыпала их поцелуями.

— Каким детям! — Он оттолкнул женщину. — Харикл, поставь охрану. Молодцы, фракийцы, потушили. Немного подправить фронтон и можно пустить с аукциона.

— С какого аукциона? Мой дом? А жить где?

— Где хочешь. — Покупатель повернулся. — Ты же продал за двенадцать денариев.

— Добрый господин! — закричала Люция. — За двенадцать денариев и одного вола не купишь!

Цетег переводил глаза то на притихших детей, то на покупателя.

— Так ведь я продал пепелище, а дом не сгорел. Ему с виноградниками цена денариев двести...

Покупатель, усмехаясь, показал Цетегу издали его подпись.

— При свидетелях! Харикл, отгони нищих. Как рассветет, принимайтесь за ремонт. — Повернувшись спиной к плачущей Люции, он медленно пошел прочь.

— Отец отечества печется о благе народном! — крикнул вслед озлобленный голос. — Не впервые Марку Лицинию Крассу[14] наживаться на наших слезах!

— А что, он один? Их шестьсот пиявок! Сенаторы!

— Все хороши!

Полетели камни, но Красс шел не спеша, твердой, тяжелой поступью.

— Не боится, собака! — пробормотал с раздражением высокий всклокоченный оборванец.

Между тем соседи обступили погорельца.

— Сам виноват, расшумелся тогда у памятника! Вот отцы отечества и поблагодарили!

— Думаешь, твой дом загорелся по воле богов?

— Нет, это Кассий о тебе позаботился! Его рабов днем тут видели...

IV

На устах всего Рима было имя Люция Сергия Катилины. Гуляка, разорившийся патриций, Катилина неожиданно для всех пустился в политику, запугивая Сенат, грозил диктатурой плебса. Правда, одни, посмеиваясь, уверяли, что все это просто неумные забавы молодого бездельника и если Катилина и его дружки и затеяли игру в заговор, то лишь затем, чтоб припугнуть кредиторов и добиться отсрочки платежей. Другие же, наделенные более пылкой фантазией, клялись, что Катилина, не сегодня-завтра встав во главе мятежной черни, растопчет все законы, традиции и обычаи, завещанные квиритам предками-героями, и установит в Риме нечто вроде рабьего царства, к которому стремились и Евн в Сицилии, и Спартак в Риме. Там господа будут прислуживать рабам, а неразумные дети помыкать седобородыми родителями.

Но что бы Катилина ни замышлял, покамест он лишь изводил своими непристойными выходками весь Сенат.

— Доколе ты, Катилина, будешь истощать терпение наше? — Голос Цицерона гремел под гулкими сводами сенатской курии. Заученно плавным жестом он воздел ладони к небу.

Катилина облокотился на спинку передней скамьи и уронил голову на скрещенные руки. Казалось, он спал. Сенаторы, кто с трепетом, кто со злорадством, внимали ораторским громам прославленного ритора.

Четырнадцать первых мраморных скамей с широкими спинками, сбегавшие амфитеатром к серебряному Алтарю Победы, занимали исконные отцы отечества — Фабии, Эмилии, Валерии, Корнелии, Сергии, Юнии, Юлии. Тут было много молодежи. Знатные сироты заседали в Сенате по наследственному праву. Позади сидели приписные отцы отечества — богатые всадники и прославленные воины, избранные за личные заслуги.

Все сенаторы были равно облачены в белоснежные туники и тоги, окаймленные узкими пурпурными полосами — латиклавами. На ногах красовались алые сапожки с вышитыми отворотами — знак их высокого сана. В курульных креслах по бокам серебряного Алтаря Победы восседали, все в белом, оба консула: коренастый, еще не старый, Люций Бальб и весьма родовитый, щуплый, но бодрящийся старичок Марк Брут — супруг известной красавицы Сервилии. Злые языки рассказывали, что однажды на дружеской пирушке Брут спьяну брякнул: "Когда Республика будет в опасности, я соберу легион из любовников моей жены и своей численностью мы устрашим любое войско!"

Среди друзей и поклонников Сервилии называли немало знаменитостей. И ревностный хранитель патрицианских традиции Марк Порций Катон, и надежда плебса Гай Юлий Цезарь приятельски встречались в ее доме. В Сенате же их разделяла непримиримая вражда.

Вожди партий сидели на своих обычных местах: Цезарь и Катон — в кругу равных по крови, богач Марк Лициний Красс — среди приписных отцов отечества.


Рекомендуем почитать
На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.