Рубикон - [35]

Агриппа, вбежав в солнечный дворик, остолбенел от удивления, увидев своего наставника полулежащим на широкой мраморной скамье под яблонями. В руках Люций сжимал свиток, и лицо его, ясное и радостное, совсем не напоминало тяжело больного.

— Как хорошо, что ты пришел! У меня большая радость! Из Рима друзья прислали замечательную книгу. Проконсул Юлий написал свои записки о галльской войне. Уже много лет его легионы добывают за Альпами пашни для крестьян Италии. Вот, послушай. "Земледелием они занимаются мало; их пища состоит главным образом из молока, сыра и мяса. Ни у кого из них нет определенных земельных участков и вообще земельной собственности; но власти и князья каждый год наделяют землей, насколько и где найдут нужным, роды и объединившиеся союзы родственников, а через год заставляют их переходить на другое место. Этот порядок они объясняют разными соображениями, именно, чтобы в увлечении оседлой жизнью люди не променяли интереса к войне на занятия земледелием, чтобы они не стремились к приобретению обширных имений и люди сильные не выгоняли бы слабых из их владений; чтобы люди не слишком основательно строились из боязни холодов и жары; чтобы не нарождалась у них жадность к деньгам, благодаря которой возникают партии и раздоры..."

Люций надрывно закашлялся и, когда кашель немного затих, подозвал жену:

— Кариссима, прочти нам. Да, да, вот отсюда!

"...Герцинский лес тянется в ширину на девять дней пути для хорошего пешехода; иначе определить его размеры невозможно, так как германцы не знают мер протяжения...

...В нем водится много пород животных, невиданных в других местах... Здесь водится бык с видом оленя: у него на лбу между ушами выдается один рог... Водятся и так называемые лоси. Строением тела и пестротой они похожи на козлов, но несколько больше их, рога у них тупые, а ноги без связок и сочленений...

Третья порода — это так называемые зубры. Они несколько меньше слонов, а по внешнему виду, цвету и строению тела похожи на быков. Они очень сильны и быстры и не щадят ни людей, ни животных которых завидят. Германцы стараются заманивать их в ямы и там убивают. В этой трудной и своеобразной охоте упражняется и закаливается молодежь, и кто убьет наибольшее число зубров и публично представит в доказательство их рога, тот получает большие похвалы..."

Агриппа слушал внимательно. Он ясно видел дремучие леса, диковинных зверей, болотистые поляны, широкие голубые реки со странными плывущими на плотах хижинами. Однако особого восторга от того, что все это стало римским, не ощутил. Ему было все равно: победит ли Цезарь галлов или они его — земли в стране пиценов от этого не прибавится, не станет и урожай на узенькой полоске отцовского надела обильней.

Но, глядя на разрумянившееся и ожившее лицо Люция, он радовался.

— И эту чудесную землю Цезарь подарит Риму! Его меч даст богатые наделы таким беднякам, как твой отец, хлеб тому, у кого его нет, и бессмертную славу римскому легионеру! Как я жалею, что мне не пришлось воевать под знаменами проконсула Юлия! — Люций устало откинулся на подушки. Даже радость ему была уже не под силу. И жизнь, и счастье я потерял в никому не нужной, преступной бойне! Сколько молодых жизней погибло в угоду Крассу! Покрыл позором наши легионы и сам бесславно погиб!

Люций снова закашлялся. Флавия отбросила книгу, вбежала в дом.

Агриппа поднял брошенную книгу и долго рассматривал ее. Надо все прочитать, может, он тогда и поймет, почему Цезарь лучше Помпея. Мальчик так задумался, что не заметил, как вернулась Флавия с целебным питьем.

Люций отпил немного из темной тяжелой чаши, вытер губы вышитым платочком, и розовая полоска окрасила египетское полотно.

— Что мы искали в Парфии? Добычи? Она не так уж нужна. Без роскошных тканей и благовоний можно жить. Риму нужны земля и хлеб, а Парфия окружена безжизненными пустынями. Ни Парфия не нужна Риму, ни Рим — Парфии. Парфяне не тревожили наших границ, и нечего было нападать на них!

— Кариссимо, — Флавия с нежностью нагнулась над больным, — ты прав, конечно, прав, но не надо так много говорить. Жрец-целитель сказал...

— Я знаю, что он сказал! — Люций резко выпрямился. — И дай мне договорить, сказать все, о чем я, как военный трибун, должен был молчать. Поход был безобразно снаряжен. Торгаши наживали тысячи сестерций, а у солдат не было даже достаточно провианта! Парфы были вооружены лучше наших легионеров. Их доспехи отвечали требованиям пустыни, а наши бедняги, закованные в раскаленное железо, гибли в песках жертвой корысти Красса и тупости Помпея! Цезаря я не виню, он был бессилен помешать этому преступлению! О, если б наши вожди и сенаторы были бы вполовину так честны и чисты душой, как варвары, о которых пишет проконсул Юлий! Как мудры их обычаи! Никто не стремится к расширению своих земель, и корыстолюбие и алчность не могут проникнуть в их души!

Агриппа перестал рассматривать книгу и впился глазами в побледневшее лицо Люция. Но Люций внезапно замолчал и, закрыв глаза, тяжело дышал.

— Ступай, Агриппа. — Флавия приложила палец к губам. — Он засыпает...

— Нет, — Люций поднял веки. — Сейчас, дитя, ты не поймешь меня, но запомни мои слова. Подойди... — Он притянул мальчика к себе. — Прощай, Марк Агриппа! Ты единственная ценность, которую мне удалось создать...