— Это я знаю, — нахмурился Бальзамо. — И почему ты решил, что имел право выпить рубидий?
Александр почувствовал, как по спине течёт холодный пот. Он отлично понимал, что Бальзамо действительно способен превратить его в жабу. Или того хуже — в Сашу.
Привалов попытался собраться с мыслями. Правильный ответ был где-то рядом, но он не мог его высказать. Об этом нельзя было говорить, совсем нельзя. Это был запрет такой силы, против которой у Привалова не было ни метода, ни приёма.
Всё же он попытался:
— Вы получаете рубидий из людей, — сказал он, — а я тоже человек, из которого выжали рубидий. Меня не спросили, хочу ли я его вам отдать. Я своё вернул.
Бальзамо презрительно усмехнулся.
— Ты пытаешься сказать, — заметил он, — что рубидий добыт из твоего народа. Но не можешь, потому что я спрошу, что это за народ. Советский — так уже не говорят, у вас это вышло из обычая. А ничего другого ты сказать не сможешь. Вам запрещено быть народом, и вы на это согласились. Вы предали себя и своих предков. Поэтому вы заслуживаете того, как с вами обращаются. Но ты меня развлёк. Я дарю тебе эту каплю. Можешь теперь...
Тут Александра пробило. Он внезапно понял, что ему здесь было нужно на самом деле.
— Я очень прошу, — перебил он Бальзамо, подавляя в себе сразу два желания: встать на колени и бежать без оглядки. — Ещё одну каплю. Одну. Пожалуйста.
Великий старец приподнял бровь и посмотрел на Привалова очень внимательно.
— Хм-м-м... — протянул он. — Прав был этот ваш писатель насчёт милосердия и тряпок.[39] Хотя всё-таки странно. Почему именно он? Ты ему чем-то обязан?
— Нет, — признал Александр. — Просто... ну... остальные хоть как-то... С ним получилось очень паршиво, а я считал, что всё нормально... и теперь... ну в общем... вот.
— Неубедительно, — сказал Бальзамо.
Привалов вздохнул, как перед прыжком в холодную воду. Решительно подтянул брюки и опустился на колени, склонив голову.
— Я очень вас прошу, уважаемый доктор, — сказал он. — Не для себя прошу.
— Хм, — протянул Бальзамо, щурясь. — В самом деле, не для себя просишь... и выгоды никакой себе не ищешь. Встань.
Александр неловко поднялся, машинально отряхнул брюки.
— Смотри на ладонь, — приказал волшебник.
Руку обожгло, и Александр успел увидеть крохотный пузырёк с красной каплей внутри. Он тут же зажал его в кулаке — и правильно сделал, потому что оказался в кабинете Кристобаля Хунты.
Они были все в сборе: сам Хунта, Володя Почкин, Эдик, Роман. Витька Корнеев сидел в углу на своём кресле с продавленным сиденьем и курил, пуская дым между колен.
Все молчали. Сесть Александру никто не предложил.
Привалов каким-то краешком сознания понимал, что сейчас ему должно быть очень плохо — от этих страшных взглядов и этого ужасного молчания. Настолько плохо, что он должен провалиться сквозь пол или превратиться в мокрицу. Но он ничего такого не чувствовал. Впрочем, не чувствовал он и праведного негодования. Это были просто люди, которые сумели когда-то обмануть его и отъели у него хороший кусок жизни. Они сделали это потому же, почему кошка ест мышей или оводы откладывает яички под кожу животным. Они были так устроены.
И ещё одно он почувствовал: они ничего толком не знали. Кроме того, что он, Привалов, сорвался с крючка. Вот это они чуяли — своим насекомьим инстинктом. И намерены были снова воткнуть в него свои крючки.
"Это вряд ли" — решил Александр. Сотворил себе стул и сел.
Присутствующие переглянулись.
— Н-да, — сказал, наконец, Почкин. — И что ты теперь мемекать будешь в своё оправдание?
— Не хами, пожалуйста, — ответил Привалов.
— Ты чё бля себе позволя... — Почкин привстал, набычился, будто собирался ударить. Напрягся и Корнеев — то ли держать Эдика, то ли поучаствовать.
— Я попросил мне не хамить, — сказал Александр, медленно проговаривая каждое слово. — Это сложно?
— Где я тебе хамил? — Володя явно собирался добавить ещё что-то нелестное, но сдержался.
— Ты сказал, что я мемекаю. Козлы мемекают. Ты хочешь сказать, что я козёл?
Привалов ничего особенного в виду не имел, но понял, что задел что-то, для Почкина значимое. Во всяком случае, тот как-то осёкся.
— Вот только без этого давай, — пробурчал он. — Грамотные все стали. То-сё за понятия...
— Ну так чего вам от меня надо? Я вас слушаю внимательно, — перебил его Александр.
— А ты не слушай, тебе сейчас слушать не надо, — вступил Хунта. — Ты говори. Рассказывай. Всё.. Про сегодня. Подробно.
— Я пришёл на работу, — сказал Привалов. — Через полчаса перегорела вводил... вводное устройство "Алдана", — ему показалось, что сейчас нужно говорить официально. — Техники сказали, что они смогут им заняться только завтра. Всё.
— Что значит всё? — Хунта повысил голос.
— Всё, — повторил Привалов. — Потом я был занят своими делами.
— Какими своими делами, уродец? — снова не выдержал Почкин. — Какие у тебя свои дела?
Привалов встал и направился к двери.
— Куда пошёл?!! — заорал Почкин. — Тебе кто разрешил?!!
— Не ори, к себе иду, — ответил Привалов, пытаясь открыть дверь. Та была то ли заговорена, то ли заперта изнутри.
— Ну чё, далеко ушёл? — глумливо спросил Корнеев. — Тут заклинание Ауэрса...
