Рубежи - [30]

— Сейчас довезем, — крикнул высунувшийся из кабины шофер. — Считай, что приехали! Вон вам куда! — показал он рукой на группу тех домов, которые только что видел Астахов и которые в этот момент затягивало полосой ливня.

Едва Астахов успел пригнуться, как хлынул дождь, крупный и частый. Все скрылось за его завесой. Плечи и спины в одну минуту стали мокрыми. Машина свернула с дороги и подъехала к большому деревянному зданию. Они были у цели.

Поблагодарив шофера, летчики схватили чемоданы, спрыгнули с машины и вбежали в подъезд. Кое-как отряхнувшись и приведя себя в относительный порядок, летчики доложили о своем прибытии. Дежурный с красной повязкой на рукаве взял документы и поднялся по лестнице, на второй этаж. Дождь с остервенением бил о стены и крышу здания. Мокрые гимнастерки неприятно липли к телу. Куракин проворчал:

— Сейчас, наверное, санобработка или еще какая-нибудь ерунда. Теперь бы грамм по сто и отдохнуть.

— Согласен на двести! — отозвался Астахов.

Прошло минут пять. Дежурный не возвращался. Степан устало опустился на скамью у стены. За окном стало тихо. Гроза ушла на запад.

— Что-то не похоже на военный аэродром. Я думал, полк — это беспрерывный шум моторов, беготня, стрельба…

— Шум мы еще услышим, Степа, раньше, чем хотелось бы.

В глубине коридора за столиком сидел красноармеец и писал. Виктор подошел к нему и спросил:

— Что там сегодня на фронте? Мы два дня сводки не слыхали.

Красноармеец вскинул мальчишеское курносое лицо с узенькими, с косинкой, глазами и сердито отозвался:

— Прет, стерва, вовсю! Тыщами гибнет, а прет! — и, принимаясь опять за свою бумагу, сухо добавил: — В общем, отступаем.

— А тут как, спокойно?

— Живем, как дома, — с ухмылкой ответил красноармеец. — Вчера три раза «юнкерсов» отбивали. Аэродром ищут. Ну, шалишь. А город рядом разбомбили, гады.

— Видели, — вздохнув Виктор.

В небольшом кабинете с картой во всю стену летчиков встретил пожилой майор с усталым лицом и редкими седыми волосами.

Он тяжело поднялся из-за стола.

— Пополнение? — хрипловатым баском проговорил он. — Очень рад. Прошу. — Он указал на стулья и внимательно поглядел на молодые загорелые лица прибывших.

— Где учились? Ага… Богуш? Слышал. Ну… Обстановку увидите сами. Направляю всех троих в эскадрилью старшего лейтенанта Губина. Наш лучший командир. У него скоро научитесь. Всего хорошего.

Командир пожал им руки.

— Здравствуй — прощай! — недовольно проговорил Куракин, когда вышли из кабинета.

— А ты ждал, что он целоваться с тобой будет? — засмеялся Виктор.

— Да хоть бы спросил, как доехали…

— Война, Степан, придется привыкать. Сейчас чем меньше слов, тем лучше. Здесь с нами нянчиться, как в школе, не будут.

Но командир эскадрильи старший лейтенант Губин встретил молодых летчиков по-другому. Коротким, энергичным движением он пожал каждому руку, просто и непринужденно сел рядом. Друзья как-то сразу почувствовали, что это человек, к которому привыкаешь с первых слов. Он был невысок, коренаст. Серые глаза на крупном лице смотрели пристально, строго. А в глубине зрачков теплилось что-то веселое, чуть-чуть насмешливое.

— Так, — протянул он, узнав, где и у кого они учились. — С койками устроились? — и, выслушав в ответ, что с устройством на аэродроме все в порядке, коротко кивнул и весело закончил: — Загорать вам здесь не придется. Завтра же начнем летать.

Вечером, набив матрацы еще не просохшей после дождя травой, они поставили рядом три койки и вскоре спали крепким солдатским сном. Во сне был другой мир, мир тишины и спокойствия, где нет бомб, где не слышно тяжких ухающих залпов артиллерии, где нет войны. Их не будили. Кто-то прикрыл курткой Куракина. Во сне Степан спрятал голову под одеяло. Летчики думали: может быть, это их последняя спокойная ночь. К будущему сразу привыкать трудно. Они не проснулись даже тогда, когда на рассвете взревели моторы взлетавших дежурных истребителей. Спали, когда истребители вернулись, потеряв в бою двоих товарищей, чьи самолеты на глазах всей эскадрильи взорвались от прямых попаданий зенитных снарядов.

Первым проснулся Астахов. Минуту лежал неподвижно, затем приподнял голову с подушки и огляделся. В комнате было тихо. Он растолкал друзей. Наскоро умывшись, они почти бежали к аэродрому, испытывая смутную тревогу и стыд оттого, что так долго спали.

В притихшем городке сам воздух был пропитан чем-то тревожным, непонятным… У ангара курили летчики. В шлемах, с планшетами, они были готовы по первому сигналу сесть в кабины самолетов.

Астахов попробовал изобразить на лице спокойную улыбку, когда обратился к своим новым товарищам:

— Это что же выходит, кому война, а кому мать родна?

Виктор понял настроение друга и тоже вставил с ухмылкой:

— Такая привилегия нас не устраивает. Это даже неприлично: вы воюете, а мы в это время спим, как верблюды в полдень.

Летчики на шутку не отвечали, но лица их просветлели. Эти трое новичков были приятны. От их свежих, молодых лиц, от чистеньких гимнастерок веяло миром.

Механики из ангара вынесли два пустых, выкрашенных в красный цвет гроба, для которых на краю аэродрома уже была вырыта одна общая яма. Улыбки сбежали с лиц. Степан притронулся к рукаву летчика и с трудом выдавил из себя: