Рубеж надежности - [81]

Беспамятство — само по себе зло и любезно злу. Память о былых заслугах людей — сама по себе добро и служит добру.

Стержень

— ПОМОГИТЕ нам сдвинуть вопрос с мертвой точки зрения.

Так говорил мне один из луганских сбытовиков; вопрос был частный, хотя для завода важный, но выражение запомнилось. А попал я к сбытовикам не случайно.

Три года назад, одним из первых в отрасли и в области, этот завод перешел на новую систему хозяйствования. Тогда и появился отдел сбыта, а прежде не было. Значит, рассудил я, мало теперь произвести плиты и панели, а надобно их сбыть, и это, видно, не простое дело. Я пришел в отдел и увидел толкачей. Да-да, тех самых, «дореформенных», сто раз в фельетонах осмеянных. Они прибыли сюда из многих городов, они шумели, толклись, просили за ради бога сбыть им эти самые панели и плиты.

«Артиста» я приметил сразу. (Этот анекдот не совсем в духе моего рассказа, но чем-то поучителен.) Он был первым у стола начальника отдела, сидел вольнее других, закинул ногу на ногу, и был на нем пиджак с разрезами. Меня кольнул глазами — дескать, не лезь без очереди, — а сам продолжал выпрашивать что-то для какого-то химстроя, и я не стал мешать, а вечером, идя с завода, встретил его на троллейбусной остановке. Все же он не выглядел заурядным снабженцем.

— Ну как, добились? — спросил я.

— Пока нет, — сказал он. — Но договор есть, наряды есть, куда им деться?.. А вы сами откуда будете?

— Из Москвы, — сказал я.

— Тоже выбиваете?

Я кивнул; в конце концов и я «выбивал» — материал для своих статей.

— А я с Киева, — сказал он. — Это так… по совместительству. Я администратор филармонии, вожу концертную бригаду. Ансамбль «Мрия»… Ну, повсюду заводы, стройки, время у меня есть, заключил договор с трестом.

— Командировочные берете?

— Боюсь, — сказал он. — С этим у нас строго. Но платят прилично. Заодно билеты распространяю на концерты… Для поощрения передовых рабочих.

И еще он спросил у меня:

— А что оно такое, за чем я приехал?

Конец квартала, последний день календаря. Главный бухгалтер завода А. К. Сабельников с утра в отделении Госбанка. Волнуется: не хватает для плана 50 тысяч. То есть продукция эта есть, выпущена и даже продана давно, да только оплачена не вся. И выходит, плана реализации нет. До скольких работаете? — спрашивает главбух. В банке говорят: до полтретьего. Он через дорогу, на почту: когда понесете? В три. Скандал! А документы уже разложены, вот и счета заводу, как раз 55 тысяч. Дайте, я сам отнесу. Не положено. Ну отнесите, милые девушки, умоляю, сам пойду рядышком… Так передовой наш завод выполнил план.

Теперь скажите, подумав, что тут действительно плохо. А то, уважаемые граждане, плохо, что возникают сами эти коллизии. То плохо, что все еще нужны толкачи, и покуда они будут нужны, они и будут ездить, и сам главбух будет превращаться в толкача, а по совместительству или без — это дело десятое.

Жалуются сбытовики: чем они виноваты, что железная дорога срывает договор. Почему рабочий формовочного цеха должен отвечать за финансовое положение строек? Помогите сдвинуть вопрос с мертвой точки зрения.

А я о другом думаю. Не то беда, что завод наводит порядок в расчетах — дело это важное, — а то беда, что препятствия, забирающие силы людей, пусты, недостойны. Ну что изменилось от дежурства бухгалтера? Больше выпущено? Реализовано? Отправлено? Оплачено, наконец? Да нет, одна видимость. Нуль. Как у Гоголя в «Носе» — пустое, гладкое место.

И вот люди, множество людей (сбытовиков на заводе вдвое больше, чем конструкторов) бьются над тем, что по-правильному должно бы делаться само собой. Правы они: новый, нежданно возникший вопрос надо решать. Но как? Все та же у них мрия — мечта о чьем-то всесильном распоряжении. Пусть им считают план, как раньше, по произведенному, в крайнем случае по отгруженному, а финансовые расчеты — это пусть где-нибудь «наверху».

Выход видят в возвращении назад.

А он — в движении вперед.

ИСТИННО передовой завод — вышка, с которой далеко видно. Он приносит пользу ближнюю, измеряемую тоннами, кубометрами, рублями. И дальнюю, которую измерить трудно, — он указывает путь всем. Идя впереди, он первым сталкивается с проблемами, которые для остальных еще неведомы, невнятны…

Я не мог объехать все предприятия газобетона. Но, скажем, в Ленинграде, на Автовском, побывал. Я увидел крупный домостроительный комбинат, который не только производит детали, но строит из них дома, и строит, надо сказать, хорошо. Весь наш завод для комбината — цех, притом не главный. Но все же цех этот равен заводу. И вот, вообразите, стоят десять гигантских автоклавов, они такие же точно, как в Луганске, а загружены едва ли наполовину. На нашем заводе вагонетки давно уже подают цепной передачей — там все еще скрипят тросы. У нас в самые последние дни взялись повышать борта форм (до 320 мм), что сулит новый рывок производительности, — в Автове и этого нет. Почему? А комбинату больше не нужно. И все, и точка.

А Луганску нужно! Облицовочной стеклоплитки и вовсе не было в плане. Но наши передовики ездили по институтам, по заводам, искали машины, печи и освоили новую технологию, и метод этот — прокатки, а не штамповки, — применили в заводских условиях первыми в стране. Стеклоплитка принесла им около 400 тысяч рублей в год, всего 6 процентов обшей прибыли. Но эти деньги нужны заводу. Как говорит Г. Вилинов, заместитель директора по экономике, они тоже на земле не валяются.