Рубеж надежности - [66]

Если мы не кампанейски, не ради кратковременной моды, а всерьез и надолго хотим решить проблему, то надо выделить средства — совсем не чрезмерные; выпуск дипломированных неучей обойдется стране куда дороже. Если мы действительно хотим помочь в учебе способным юношам и девушкам из сел и рабочих поселков, то надо и материально поддержать их.[6] Предвижу возражение, что можно, мол, обойтись и без затрат. Одно дело физики-теоретики или музыканты, могут мне сказать, — тут, каждому ясно, нужен особый дар, — и совсем другое дело профессии массовые. Выучить на зубного врача, наверное, любого можно. Так многие думают. Откровенно говоря, и я так думал. Пока у меня зуб не заболел.

Нет таких специальностей, которые не требовали бы способностей, живого ума, настоящей любви к делу. И я в общем-то спокоен за ядерную физику: она защищена от некомпетентного вмешательства и особой сложностью своей и особым вниманием к ней. Но вот учитель — чего уж «массовей», чего уж «проще». А если мы сегодня снизим требования в наших педвузах и напечем плохих учителей, то на пенсию они выйдут где-нибудь в 2010 году и успеют продлить себя во многих поколениях учеников, — так мы увековечим отставание сельской школы. То же разумей об инженерах, агрономах, врачах.

Убежден: движение назрело, оно будет развиваться и в ближайшие годы обретет у нас государственный масштаб. Во всех областях появятся заочные школы, интернаты, зимние курсы по подготовке в вуз и летние учебные лагеря; заводы и колхозы станут направлять в высшую школу самых достойных своих представителей — сознательных, зрелых, действительно желающих учиться; студенчество по-настоящему, с целинным размахом возьмет шефство над сельской школой; в движение включатся все вузы страны, представители всех наук — не только физики и математики, но и биологи, и гуманитарии. Тогда высшее образование останется высшим, тогда не придется нам снижать требования к будущим специалистам. Это еще имело бы какой-то смысл, если б не было в селах и рабочих поселках способных ребят. Но они — в сотый раз повторю — есть! И задача состоит в том, чтобы найти их и образовать.

А перегиб, что ж, он обязательно «разогнется», опыт у нас в этом отношении есть. Такое предсказание мы вполне можем сделать, а вот от предсказаний о судьбах людей я воздержусь — все-таки рискованны они.

В этом году на первый курс механико-математического факультета МГУ из числа питомцев ЗМШ были приняты Василий Гаврилов из деревни Гривы Псковской области, Саша Деев из села Мяча Пензенской области, Саша Сорокин из совхоза «Серковский» Куйбышевской области, Борис Урсу из молдавского села Липники и многие другие из далеких деревень, из рабочих поселков, из малых городов. Заочная школа начала свой новый учебный год. Пришла телеграмма с Севера:

«Принятый ЗМШ ученик Ямальской школы-интерната Владимир Малико задержал высылку документов тчк Очень способный просим учесть не отчислять тчк Директор Ямальской школы — Почекуев».

Мой блокнот полон именами ребят. Кто из них кем станет? Поживем — увидим.

* * *

Да, проблему надо решать. Этого требует справедливость. А то, что социально справедливо, — то выгодно обществу. Этого требуют интересы государства. Весь вопрос в том, какой избрать путь. Творческий, указанный партией коммунистов, требующий времени и труда, или путь канцелярской сметливости. В основе первого — уверенность, что в гуще народной зреют замечательные таланты. В основе второго — такой уверенности нет. В основе первого — деятельная забота о будущем державы. В основе второго — заботы всего лишь конъюнктурные.

Вот два пути. Давайте выбирать.

1968 год.

Курбака и другие

«КУРБАКА взял над нами шефство», — слышал я в одной московской клинике. «Нас снабжает КУРБАКА», — сказали в другой. Но Курбака — это не учреждение. Это — человек.

Он белорус, родился на Украине (отец его был донецкий шахтер), учился в Москве и долго работал врачом, а потом срок его службы вышел. «У меня пенсия сто двадцать, у жены шестьдесят, денег хватает, живем одни…» — «У вас отдельная квартира?» — «Нет, — сказал Курбака. — Семнадцать соседей. Очень милые люди».

Надо было как-то отдыхать. Он записался в спортивную секцию для престарелых — ради здоровья. Стал радиолюбителем — по давней склонности. Еще он мечтал играть в оркестре народных инструментов — для души. Мандолину купил, повесил на стенку, но заболел и был помещен в больницу. А мандолина, раз она повешена в начале рассказа, то в положенном месте «выстрелит».

Операцию делал доцент Айвазян. Сделал хорошо, но на третий день случилось нагноение. Курбаку выписали только через два месяца. «Понимаете, коллега, — сказал доцент Айвазян, — если бы катетер был из полихлорвинила, тогда совсем другое дело». «Понимаю, коллега, — сказал Курбака. — Я постараюсь достать».

Он узнал, на каком заводе могут это сделать, поехал на завод, рассказал о бедах больных людей, и ему дали два кило пластмассовых трубок. «Химики, — объяснил мне Курбака, — они ведь тоже болеют». Тут я задал первый бестактный вопрос: «Кто оплачивал счет?» «Никто», — честно ответил Курбака. Он бы и сам уплатил, цена небольшая — 60 копеек килограмм, но ему так дали, из отходов. А больнице этих трубок хватило на год.