Рубеж - [2]

С университетской скамьи Алан водил знакомство с другим шотландцем — Филипом. Тот учился на адвоката, но занялся журналистикой и весьма преуспел. Невысокий брюнет, хитрый, умный, проницательный. Женщин в нем как раз и привлекали проницательный взгляд черных глаз да некая загадочность маленького смуглого шотландца. И еще одним замечательным свойством обладал он: словно любящий пес, умел одарить теплом и лаской. Причем в любую минуту, стоило лишь захотеть. Долгие годы Кэтрин относилась к нему весьма прохладно, даже чуть пренебрежительно, но потом подпала под чары темноглазого хитреца.

— Эй ты! — бросила она как-то Алану, разозлившись на его господское высокомерие. — Тебе даже невдомек, что женщина тоже живое существо! В этом тебе до Филипа далеко! Он неплохо разбирается в женской душе.

— Ха! Этот плюгавый… — И Алан наградил друга презрительно-непристойным эпитетом.

Однако знакомство их не угасло, в основном стараниями Филипа, он необычайно сильно любил Алана. А тот лишь равнодушно снисходил. Впрочем, он привык к Филипу, а привычка значила для него много.

— Алан поразительный мужчина! — делился Филип с Кэтрин. — Истинный мужчина, таких мне не доводилось встречать.

— Ну почему же? — удивилась Кэтрин. — А себя вы разве не считаете истинным мужчиной?

— Ну что вы, я совсем не такой. Я всегда уступаю, подчиняюсь — в этом моя сила. Могу увлечься, потерять голову, правда, до сих пор всякий раз удавалось ее вновь найти. Алан же, — голос у Филипа зазвучал почтительно и даже с завистью, — Алан же никогда не потеряет головы. Таких мужчин я больше не встречал.

— Если бы! — вздохнула Кэтрин. — Алана легко обвести вокруг пальца, сыграв на чем угодно, хотя бы на тщеславии.

— Нет, вам это полностью не удастся, — возразил Филип. — Его просто невозможно обмануть. Все, что для него в жизни имеет смысл, проверено им раз и навсегда. Проверено на истинность, понимаете? Весь он в этом — истинен до мозга костей и другим быть просто не может.

— Ну, вы его переоцениваете, — презрительно фыркнула Кэтрин.

Но когда позже в разговоре с мужем они коснулись Филипа и Алан лишь равнодушно пожал плечами, Кэтрин не стерпела:

— Плохой ты друг!

— Друг? — переспросил он. — Никогда не держал его за друга. Если он считает меня своим другом, так это его дело. Меня он решительно никогда не интересовал и не интересует. Он совсем другой человек, меж нами рубеж.

— Тогда не позволяй ему считать себя твоим другом. Не позволяй преклоняться перед тобой, скажи прямо, что тебе это не по душе.

— Говорил не раз. Его это лишь умиляет. По-моему, он не представляет наших отношений по-иному.

И Алан вернулся к своему телескопу.

Пришла война, а с ней и разлука с Аланом, его полк отправляли во Францию.

— Ну вот, теперь тебе расплачиваться за то, что вышла замуж за солдата. Еду сражаться с твоими соотечественниками. Вот как обернулось.

Она даже не заплакала — так больно ударили его слова.

— До свидания! — Он нежно и крепко поцеловал ее в губы. Как-никак, прощался со своей женой.

Обернулся: во взгляде — и нежность и забота мужа о любимой женщине. А еще читалось в голубых глазах смирение перед судьбой. И от этого взгляда вскинулась душа Кэтрин. Переменить бы все! Переменить бы прошлое, весь ход истории, чтобы отвратить эту ужасную войну! В потайном уголке души еще теплилась надежда: ее всесильная любовь и воля способны пустить историю по другому руслу, даже вспять.

Но в привычно-ласковом мужнином поцелуе, в его объятиях, во взгляде угадала она отрешенность и смирение и поняла, что ее надеждам не сбыться. Что вся сила, вся власть ее материнского и женского сердца — ничто перед неодолимым течением человеческой судьбы. Правильно говорил Алан: лишь мужской холодный и сильный разум, приемля неодолимые невзгоды, способен угадать требование судьбы, которое принесет его к спасительным берегам. Но сперва нужно выдержать эту долгую череду невзгод.

На мгновенье дрогнула ее воля, отчаялась душа. Но вот Алана уже нет. И сразу в глубине ее существа возродились прежние уверенность и сила.

Немалым утешением стал для нее Филип. Он проклинал войну и все, что ее породило, считал, что человечество должно признать ее величайшей и позорнейшей ошибкой.

Кэтрин, однако, чуяла немецким своим нутром, что это не ошибка. Война явилась как неизбежность, даже как необходимость. Но любовь Филипа несказанно успокаивала, и мало-помалу Кэтрин приходила в себя.

Алан не вернулся. Весной 1915года он пропал без вести. Кэтрин не горевала по нему. И представляла его не иначе как живым. Она даже ликовала. Еще бы: теперь пчелка-царица расправит крылья, ей покорится весь мир, ей — Женщине, Матери, Кормилице с хлебным колосом в руке, а не Мужчине с мечом.

Филип всю войну прошел журналистом, отстаивая гуманность, истину и мир. И безмерно утешая Кэтрин. В 1921 году она вышла за него замуж.

Хоть и отмерен уготованный нам жребий — осталось лишь отрезать по этой мерке, — иной раз промедлит десница судьбы, будто кто отведет ее.

Поначалу новое замужество радовало Кэтрин, успокаивало душу, услаждало плоть — могла ль она желать лучшего в тридцать восемь лет? Он и ласкал, и утешал, и предугадывал любое ее желание.