Рубашка - [58]

29

Макс вернулся и сел напротив меня. Волосы у него были мокрые, он пригладил их на бок. Лицо его совсем побледнело, он, видимо, умывался холодной водой.

– О-о! У нас тоже потери, – сказал Макс, указав взглядом на разбитый фонарик. – Саня, что с тобой ещё? Тебя даже на минуту оставить нельзя. Что случилось? Не переживай ты так! Я знаю, где продаются такие же…

Я ничего не ответил, я так и сидел. Я не знал, что говорить и что делать. Благо, что принесли борщ.

– Борщ!? – удивился Макс. – Надо же! Саня, неужели это ты заказал? Гениально! Оказывается, ты тоже на что-то годишься и что-то понимаешь в этой жизни… Саня, что с тобой?!

Я молчал. Я взял перец и стал сыпать его в борщ. Делал я это скорее по привычке, чем из желания улучшить вкус… Макс дождался, когда я закончу, забрал у меня перец и сделал то же самое.

– А сметана?!! – громко сказал он куда-то вдаль. – Без сметаны никак нельзя, милая, – сказал он девушке, которая принесла нам сметану. – Саня, коньяк к борщу – это, конечно, не по-человечески, но…

Он отпил коньяку из бутылки, слегка наклонившись, чтобы это не выглядело вызывающе. Отдал мне бутылку. Я сделал один глоток… Макс, скривившись, ждал меня.

Мы стали есть борщ одновременно. Борщ был горячий, хорошо приготовленный, настоявшийся и с ясным привкусом чеснока.

– Помню, мне бабушка всегда говорила, что борщ нужен для крови, – пытался расшевелить меня Макс. – И я старался съесть его побольше, думал, что нужно много крови, что чем её больше, тем лучше.

В ресторане негромко звучали старые американские песни, по стенам висели фотографии и картинки машин, женщин и артистов пятидесятых годов. Вот это были люди! Вот это были машины! А мы ели борщ.

Мы доели его. И надо было идти. Всё! Нужно было уже точно идти… спать.

– Вот, Саня, теперь думаю перебираться в Москву. Хотел с тобой посоветоваться на эту тему. Как думаешь, стоит мне попробовать?

– Макс, дело твоё. Ты же уже решил? Правильно?!

– Нет, неправильно, я ещё ничего не решил…

– Тебе только так кажется, что не решил. На самом деле, если ты об этом заговорил – всё, скоро будешь здесь.

– А ты считаешь, что не надо?

– Макс, я же говорю, дело твоё. Отговаривать тебя не буду. Только, пока ты не сорвался, запомни: там, дома, у тебя есть ощущение, что всегда можно уехать… и есть направление, куда ехать. А тут этого ощущения не будет. Отсюда ехать некуда! А в остальном?… Без сомнений, можешь ехать. Только здесь предел, Макс…

– Понятно! Здесь предел, а там одиночество. Представляешь, я там почти всех знаю, полгорода знакомых. И именно от этого так одиноко!

– Здесь, Макс, одиночество такое!!! Тебе такое и не снилось! Чем больше город, тем сильнее одиночество. А это же самый большой город, – сказал я и покачал головой. – Он для меня слишком большой, Макс! Слишком! Я-то думал, что здесь уже прижился, разобрался… А вот тут влюбился!.. Это такое чудо, Макс! Город же невозможный, ужасный город. Он такой большой! И очевидно, что мы с Ней не должны были здесь встретиться! Вероятность встречи близка нулю. Почти ноль! А вот случилось! И из-за того, что это случилось здесь, в этом огромном городе, – это такое чудо… А я не справляюсь. Сил у меня не хватает… Здесь всё слишком!

– Зато, Саня, здесь время бежит быстрее, чем в родных краях. Значит, быстрее всё пройдёт, быстрее устаканится. Я тоже хочу сюда переехать, чтобы побыстрее… ну… Короче, чтобы побыстрее отболело. Не переживай, время работает на тебя.

– Если бы! Макс, кто я такой, чтобы время работало на меня!? Кто я такой?! Ты меня не спрашивай ни о чём, пожалуйста. Кто я такой, чтобы тебе что-то советовать?! Только знаешь, Макс, здесь с этим можно жить.

– С чем, Саня?

– С тем, что я понял, что я никто… Погоди, – попросил я Макса. – Девушка! Можно сделать музыку громче?

– Извините, нельзя!

– Ночь, девушка. Нет же почти никого!

– Простите, нам не разрешают. Я не могу…

– Понял, извините! – Я встал и пошёл ближе к источнику звука. Звучала песня, которая была мне сейчас нужна. Я даже знал слова этой песни по-английски. Я понимал припев и почти все слова… «Возьми мою руку, возьми всю мою жизнь за то, что я смогу сказать…» Я подошёл к колонке и встал. Конечно, я был пьян, нога болела, и усталость пересекла пределы допустимого, но я подошёл твёрдо и стоял прямо…

Макс тоже подошёл. Он встал слева и слушал. Мои глаза наполнились слезами, от этого все очертания и лучи электрического света поплыли.

– Макс, спасибо, что ты приехал! Как же я тебя люблю, дружище! Как я устал! Я больше не могу!!

– Я, Сань, тоже тебя так люблю! Так люблю!!! Саня, я тоже устал. Я тоже больше не могу…

Он обнял меня за плечо, я опустил голову и прижался виском ко лбу Макса (он ниже меня). Я зарыдал бесшумно, но свободно. Макс плакал одними глазами. Песня звучала ещё больше минуты.

30

Мне понравилось, как я сказал Максу: «Кто я такой, чтобы время работало на меня?»

Я помню, как я впервые почувствовал время. Мне было немного лет. Девять или десять. Летом в августе я сидел во дворе. Мы с родителями уже вернулись с отдыха в Родной город, а мои друзья ещё нет. Во дворе было тихо и пусто. Деревья покачивались, листья на них были большие, трава пыльная и высокая. Стояла жара. Даже в городе стрекотали кузнечики. Я сидел на скамейке и скучал. Потом я посмотрел в небо. Оно было просто голубое, без облаков. Высокое, летнее небо. В нем таял след от самолёта, а ещё другой самолёт пересекал небо надо мной и оставлял свой белый след. Я опустил глаза, и принялся ковырять пальцем скамейку. От неё было приятно отколупывать краску. Я вспомнил, что скамейку красили в прошлом году, тоже летом. Мы с друзьями стояли и смотрели, как пожилой худой дяденька медленно красит её, и она чудесным образом превращается из грязно-зелёной в синюю. А теперь я сидел и легко отколупывал целые лепестки уже потрескавшейся и постаревшей синей краски.