Ррит Тираи - [17]

Р’йенра разозлился. Он собирался высказать К’хиришу всё, что о нём думает, и не выбирать выражений.

Но его гнев был тем гневом, из-за которого кричат и ругаются, а не тем, с которым проклинают и оставляют.

Поняв это, он принял решение.

Напоследок он всё же позвал ещё раз, выдохнув сквозь стиснутые зубы, сузив глаза: «К’хириш, я не умею читать мысли. Я не хочу подводить тебя. Я не знаю, что делать. Я не могу сам, мне нужна твоя помощь! К’хириш! К’хириш, друзья не поступают так!»

Молчание.

Ацарши вновь заговорила в тишине. Едва заметная усмешка изгибала её губы.

— Пусть говорит М’рхайра, — приказала она.

М’рхайра повёл головой с досадливым вздохом. Отстранённо Р’йенра подумал, что любимый друг не только замечательно циничен, но и беспредельно бесстрашен. Сейчас он даже не испытывал волнения. Уверенный в себе, он спокойно играл с Ацарши в её игру. Странным образом это сближало его с людьми древности. Старуха была ему смешна, он был ей отвратителен, но родство их в действительности оказывалось прочнее, чем понравилось бы им обоим.

— Это плохая мысль, — сказал М’рхайра.

— Убить сильного врага — всегда хорошая мысль.

— Да, если рядом с ней есть какие-нибудь другие мысли.

Р’йенра даже уши прижал: в своей дерзости «лезвие» хватил через край. Ацарши тихо зарычала, не обнажая клыков. Н’йирра помрачнел. М’рхайра покачал головой, хладнокровный. Р’йенра заподозрил, что его слова хорошо рассчитаны.

— Ты не перебьёшь хманков по одному, — сказал М’рхайра старейшине. — Ты хочешь раздразнить врага, который уже дважды показывал нам свою силу. Твои мёртвые родичи на Кадаре умоляли бы тебя этого не делать.

Он договорил и усмехнулся. Р’йенру жуть брала от его смелости. Весь совет напрягся в прыжковых упорах, их верхние губы одинаково задрожали и приподнялись, словно они готовы были рвануться вперёд и растерзать М’рхайру в мгновение ока. А он не повёл и ухом.

— Я услышала, — тяжело ответила Ацарши. — Достаточно.

М’рхайра по-хманкски пожал плечами. «Неверно», — понял Р’йенра. Беспечность М’рхайры и его плохо скрытое презрение к законам древней чести всё же сослужили плохую службу. Неизвестно, что Ацарши хотела услышать, но определённо не это. Не логические рассуждения, не напоминание о несчастливой судьбе предков.

Теперь всё зависело от Р’йенры.

Он закрыл глаза.

— Скажи ты.

То был голос Н’йирры. Р’йенра вскинулся. Величественный старик сидел, опустив голову, и раззолоченные косы лежали на его груди. Слова М’рхайры и ему не пришлись по вкусу, но он, несомненно, давал гостям второй шанс. Против всяких ожиданий Р’йенра ощутил в его запахе поддержку и ободрение. Он облизнул пересохшие губы: никак не думал найти в совете союзника…

И он сказал, обращаясь к Н’йирре и глядя только на него, сказал очень медленно, тщательно следя за произношением, пытаясь представить, как выговорил бы эти слова человек, не знавший ни Второй, ни Первой войны:

— Этот хманк — мой друг. Я так выбрал. Я буду драться с теми, кто придёт его убивать.

Зелёные кроны волновались, окутанные туманом; ветер уносил его клочья, но не мог рассеять бескрайний его океан. Водяная пыль висела в воздухе, бросалась в лицо, отягощала волосы, и холодные капли сбегали с них на спину и плечи. Запахи были прекрасны. Омытая дождём Тираи благоухала. В воздухе сплетались ароматы влажной почвы, свежей воды, озона, растительных соков и цветочного нектара, и пьянящую эту смесь оттенял едва уловимый запах влажной шерсти мелких зверьков.

Р’йенра вновь подумал, что Тираи похожа на Хманкан. В прежние времена хманки непременно заявили бы на неё свои права. Но сейчас их слишком мало, да и волнуют их другие вещи — не стяжание богатств, не охота за новыми территориями. К’хирилл несколько раз пытался объяснить Р’йенре, как хманки мыслят теперь, но Р’йенра не сумел понять его. «Да, — подумал он, — таковы они, хманки. Люди успели изучить хманков, какими они были раньше. Теперь мы не повторили бы прошлых ошибок. Но хманки успели измениться, и вот — нас вновь ждут попытки понять их. И это будет сложнее, чем прежде…»

Вчетвером они шли через луг, ориентируясь только по запаху. Очертания ай’аххара даже не угадывались в пелене тумана, но его громада рассекала сплетение воздушных потоков, а мокрая обшивка распространяла слабый собственный аромат, который легко отслеживался, потому что был отчётливо чуждым зелёному миру… Вчетвером они шли: Р’йенра, М’рхайра, Л’йарса и Н’йирра.

Р’йенра выделил в море запахов запах златокосого старика и вновь ощутил прилив безмерной благодарности — как тогда, на допросе в родовом доме Ацарши. Давая ей окончательный ответ, Р’йенра понимал, что тот будет встречен презрением и насмешками: мальчишка без единого знака доблести, жертва вырождения, не умеющий даже охотиться толком, — и намерен драться с испытанными воинами? Урши и Сатарши переглянулись и скривились, М’йарга рассмеялся, Л’йарса отвёл лицо с таким видом, будто учуял зловоние.

Великие старейшины отреагировали иначе.

Ацарши ничего не сказала, но выглядела довольной. Из её облика ушла угроза. А зелёные глаза Н’йирры приветливо блеснули. Он улыбнулся Р’йенре, и запах его выразил, что старый воин, живой герой древности признаёт и принимает юнца. Он считает его достойным. У Р’йенры голова закружилась от невыносимого, на удушье похожего облегчения.