Через несколько минут МАЗ, басовито порыкивая двигателем, подрулил к вагончику.
Когда все было готово и связанный Рыбаков уже сидел в кабине, Олег подошел к сторожу – попрощаться.
– Ну что, Федор? Спасибо тебе за все! Извини, если что не так было… Машину в поселке кому передать?
– Да че ее передавать-то? У конторы поставишь, да и дело с концом… Хозяин-то мимо не пройдет.
– Понятно… Расписку я тебе на всякий случай написал, на столе она. Да, чуть не забыл, повиниться хочу… Я когда во-он в том МАЗе ночь коротал – перекусил тем, что в бардачке нашел. Кусок сала взял, сухари, чай… Голодный здорово был! Так что передай хозяину мои извинения. Ладно? Может, денег оставить, у меня немного есть?..
– Да ты че? Какие деньги?! Разве у нас в тайге голодному в еде кто откажет? Езжай, понимаш, с чистой душой!
Помолчали… Олегу не хотелось уезжать просто так, хотелось чем-то отблагодарить этого простоватого, но хорошего, доброго парня, и он отстегнул от пояса свой походный нож и протянул Певневу:
– Бери, Федор, на память! Отличная сталь, на охоте пригодится!
И уже усаживаясь в кабину, услышал характерное:
– Да ты че, понимаш? Зачем!..
– До свиданья, Федор! Судьба даст – свидимся! – крикнул Волков в окно и отпустил сцепление…
Могучая машина резко рванула с места, подпрыгнула, перескакивая через лежащую лесину и, преодолев небольшой подъемчик, вынеслась на дорогу.
Ехали молча…
Рыбаков, прищурившись, глядел через лобовое стекло на набегавшую дорогу, покачиваясь корпусом, когда колеса грузовика попадали на выбоины.
Волков, чуть подавшись к рулю, сосредоточенный и строгий.
О чем они думали в эти минуты?
Наверное, о разном…
Дорога стремительно уходила под колеса, приближая для одного бесславный тупик и обещая второму еще много таких дорог. Трудных, но нужных людям.
Дорог, в которые его позовут долг и любовь к ним.
