Розы в кредит - [38]

Их насквозь пронизанный солнечными лучами медовый месяц вклинился в повседневную жизнь фермы, монотонную и однообразную, как само круговращение солнца. Все работали, кроме них… Они жили в стороне ото всех, питались отдельно, и это как будто всех устраивало, на ферме все чувствовали себя куда свободнее без молодой мадам Даниель. «Собачья мамаша» приготовляла для молодоженов лакомые блюда, считая, что обычная пища, которая готовилась для остальных, им не подходит. После ужина рабочие уходили – они не ночевали на ферме, – и дом сразу погружался на дно неподвижной безмолвной ночи: после ухода рабочих домашние тоже куда-то исчезали.

Даниель и Мартина заполняли время любовью – спали, гуляли, катались на своей машине. Никто не вмешивался в их времяпрепровождение, не навязывал им своего общества, не задавал вопросов. Казалось, все здесь подчинялись раз и навсегда установленному порядку. Ни дать ни взять, пастушеская идиллия где у всех овечек шелковые ленточки на шейке. Однако под этой спокойной гладью были скрыты невидимые и неосязаемые столкновения чувств, борьба страстей и противоречивых желаний. Все это придавало медовому месяцу Мартины и Даниеля особую остроту.

Они были на страже очередного нового гибрида, пристально наблюдая за ним, тайком посещая его под видом прогулок… Пора было заняться и новым скрещиванием: собрать пыльцу, подготовить розы соответствующего вида. Сообщничество с Пьеро, система фальшивых этикеток… Иногда Мартине поручалось задержать Бернара, например в воскресенье, после общей трапезы, когда подавали кофе. Она принималась болтать о своей деревне, где они оба родились и куда Мартина и не думала заглянуть, хотя отсюда до деревни было всего каких-нибудь двадцать километров, и она легко могла бы съездить повидаться с матерью, братьями и сестрой. Но у нее не было в этом никакой потребности, да и зачем ворошить то, что уже навсегда отошло в прошлое, и кто знает, что взбредет в голову Мари, когда та ее увидит… Она переслала через нотариуса согласие на брак дочери, больше ведь от нее ничего и не требовалось. Мартина вспомнила ночь, когда она заблудилась в лесу, вспомнила, как продавала на шоссе букетики нарциссов… Бернар пожирал ее глазами, забыв про кофе, про свидание, назначенное им в соседнем городке. Мартина, полузакрыв глаза, с ненавистью смотрела на него, отмечая про себя, что он, как видно, совершенно оправился от того страха, который охватил его после ухода немцев, ведь никто его и пальцем не тронул, ну обругали раз, другой и все тут – французы удивительно незлопамятны. С каким-то злорадством Мартина томно нежилась на солнце под жадным взглядом Бернара: она ему мстила. Какой дурак! Когда Даниель вышел из тюрьмы и обнаружил Бернара на отцовской ферме, отец сказал ему: «Лично мне наплевать… Он работает, розы на него не жалуются. Оставь и ты его в покое». И Даниель оставил Бернара в покое. После всего пережитого он торопился наверстать потерянное время, дышать, жить, учиться… Ему было не до Бернара, он его просто не замечал. Из них двоих скорее Бернар был похож на человека, вышедшего из тюрьмы. «У него и до сих пор такой вид», – думала Мартина, кокетничая. с Бернаром. Среди всех работавших на ферме Бернар выделялся своей странной бледностью, волосы у него были короткие, как будто только что отросли после бритья наголо, в глазах было что-то пугающее, а непропорционально большие руки, казалось, так и просятся в наручники… Вот как рисовался Бернар ненавидящему взору Мартины. Едва показался Даниель, проделавший множество тайных опытов с розами, Бернар тотчас же ушел. «Тебе незачем ходить в кино, сказала Мартина Даниелю, – со всеми этими делами у тебя и дома захватывающих приключений вполне достаточно».

В конце концов, без этих захватывающих приключений Мартина, может быть, и соскучилась бы от безделья, живя среди людей, трудившихся не покладая рук, может быть, Даниелю с Мартиной очень скоро не о чем было бы говорить настолько разные у них интересы. Монотонная жизнь Мартины обогащалась борьбой за осуществление мечты: уж если она вышла замуж за Даниеля, значит и несбыточные мечты сбываются. Душистая роза, которую Даниель стремился вывести, придавала остроту однообразию повседневности. Мартина мечтала… Роза получит первую премию на конкурсе в Лионе, в Багателе, в Риме или в Женеве. Роза будет носить ее имя: «Мартина Донель». По всему миру будут цвести миллионы роз «Мартина Донель», а тот, кто вывел эту розу, будет купаться в деньгах и славе.

Она мечтала, раскинувшись в шезлонге, который Даниель поставил для нее у стены фермы с той стороны, откуда открывался вид на плантации и за ними – на необозримые поля. Они купили этот шезлонг в соседнем городке, где были узкие, как щели, улочки, красивые дома с резными балконами и полуразрушенная башня XIII века, между камнями которой проросла трава и даже пробились кусты. Там на площади находились романская церковь, аптека, скобяная лавка и магазин, где наряду с семенами и садовым инвентарем продавались шезлонги, обтянутые оранжевым холстом. Мартина выбрала себе шезлонг с дутой металлической рамой, необыкновенно удобной – он в точности следовал изгибам тела, и его можно было опускать и поднимать легким движением ноги или плеч. Каждый день она принимала, лежа в нем, солнечную ванну. Она проходила вдоль стены, держа в руках маленький радиоприемник, работающий без включения в сеть – свадебный подарок мадам Денизы, – и музыка тянулась за ней, как аромат духов; она знает, что никого не встретит – ведь все заняты своим делом. И она шла своей особой походкой, держа голову высоко и неподвижно, будто несла на ней сосуд с водой, и далеко выбрасывая вперед длинные ноги, отчего юбка кружилась вокруг нее, когда она была в юбке; здесь же она шла совсем обнаженная, в одних плавках, перекинув через руку большое мохнатое полотенце на тот случай – совершенно невероятный, – если кто-нибудь забредет сюда.