Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [60]

Следующая важная публикация Буниной состоялась предположительно в 1803 году в «Вестнике Европы» (Ч. 8. № 7): стихотворение в прозе «Меланхолическая прогулка одной россиянки» не было подписано, однако предположить авторство позволяет сопоставление фактов. В письме к П. Н. Семенову поэтесса указала, что ее сочинение Карамзин напечатал в своем журнале и похвалил, несмотря на несовершенства слога:

Постепенно, с приятием нового образа мыслей и новых правил поведения, самый даже слог начинает принимать некоторую плавность. Невзирая, однако же, на недостаток в оной, сочинение мое, посланное к Карамзину в 1804‐м году, было напечатано им в Вестнике Европы с одобрением[444].

Как видно, Бунина датирует это событие другим годом. Однако среди публикаций в «Вестнике Европы» за 1803 и 1804 годы «Меланхолическая прогулка…» была единственным сочинением женщины, которое сопровождалось похвалой издателя:

Издатель не знает имени сочинительницы, но знает, что она умна и любезна; читатели тоже узнают. Вопреки всему, что сказано и написано против женщин-авторов, их творения имеют для нас какую-то особенную приятность[445].

Карамзин хорошо знал круг литераторов вокруг Московского благородного пансиона и явно следил за публикациями молодых авторов. За несколько месяцев до этого, в № 24 «Вестника Европы» за 1802 год он опубликовал «Сельское кладбище» Жуковского: по выражению современника, «с восторгом принял его, — он увидел в нем совершенство»[446]. Как известно, похвала Карамзина стала для Жуковского пропуском в большую литературу. Вполне вероятно, что издатель «Вестника» знал и о том, кто является автором «Меланхолической прогулки», но сохранил анонимность, уважая волю сочинительницы. В его отзыве превалирует восхищение фактом женского авторства, однако если обратиться к самому тексту повести, можно убедиться, что она несомненно была близка Карамзину стилистически.

Мотив утраты в тексте, согласно нашему предположению, не только связан с сентименталистской тенденцией, но имеет биографическую основу. Известно, что на Бунину произвела глубокое впечатление ранняя смерть близкой подруги (оставшейся неизвестной; ей также посвящены несколько эпитафий). В «Меланхолической прогулке» присутствует тема, характерная для последующих произведений Буниной, — страдание души, принимающей ниспосланные ей испытания: «Всесовершенному не угодно было произвести нас для счастья. „Люди живут и мучатся“, — сказал один философ. Прибавим еще: „Рассуждают, умствуют, просвещаются“… Для чего? по крайней мере, не для счастья!»[447]. Фоном для медитативных рассуждений служит природа; рассказчица «в поле, одна, далеко от дома»[448] — в этом мотиве тоже просматривается связь с карамзинистской поэтикой. В. Н. Топоров отмечал важность для Карамзина не только пейзажа, но и самого процесса прогулки: «Собственно говоря, это гуляние, „брожение“ пешком, без плана, без цели и приводит рассказчика в ту удивительную точку, где так дружно и органично „природно-пейзажное“ объединилось с „историческим“»[449]. «Меланхолическая прогулка» происходит вечером, в сумерки, в излюбленное время сентименталистов. Рассказчица рассуждает о том, что природа может влиять на мысли и чувства, «питать меланхолию» и внушать «томную нежность»:

Может быть, в сие для меня спокойное, а для тебя горестное время, пойдешь ты, о мой друг! в ясную, лунную ночь питать свою меланхолию видом тихой природы. Лучи кроткого месяца вольют в твою душу томную нежность. Древесная тень, пятнами лежащая на траве, — мертвое безмолвие, — приметное колебание воздуха, — всё будет вместе пленять и ужасать тебя. Внезапно лист упадет с ветви и шорохом своим возбудит твое внимание. Ты скажешь: «Вот подобие жизни человеческой! Вчера свежая зелень его изображала здоровые соки; ныне время или случай отделяют его от жизненной системы дерева; но он не исчезнет в мире и смешается с прахом для нового растительного образования. Что ж будет с нами по смерти?»…[450]

«Меланхолическое» настроение, сопутствующее рассуждениям о бренности бытия, организация пейзажа и сосредоточенность на «чувствованиях» позволяют маркировать этот текст как сентименталистский.

Публикация в «Вестнике Европы» не была действительно дебютной, но, учитывая репутацию издателя и самого журнала, могла восприниматься как таковая.

В 1802 году, переехав в Санкт-Петербург, Бунина начала брать уроки словесности у Петра Ивановича Соколова (1764–1835). Выбор не был случаен: Соколов состоял в Академии Российской, был награжден золотой медалью за участие в составлении «Словаря Академии Российской», выпустил «Начальные основания российской грамматики» (1788, с посвящением Е. Р. Дашковой; затем неоднократно переиздавались) и «Российскую грамматику» (1802, совместно с Д. М. Соколовым). С 1786 по 1802 год он преподавал русский язык в Академической гимназии; с 1800 по 1826 — грамматику, логику и риторику в Училище корабельной архитектуры (место в котором получил по протекции А. С. Шишкова). В 1802 году Соколов стал непременным секретарем академии и пребывал в этом звании до самой смерти. Знакомство с ним было важно не только с точки зрения эстетических ориентиров, которые учитель мог дать ученице, но и с точки зрения продвижения Буниной в литературной среде.