Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [61]

В 1806 году в московских журналах «Вестник Европы», «Московский зритель» и «Московский курьер» вышло несколько стихотворений Буниной, включенных потом в «Неопытную музу». Из петербургских журналов ее стихи опубликовал в том же году журнал «Лицей». К тому моменту Бунина жила в Петербурге уже несколько лет, однако, как можно заметить, сотрудничала преимущественно с московскими журналами. Все названные издания были так или иначе связаны с деятельностью сентименталистов, стремившихся поощрить женское литературное творчество.

Важным этапом творческой биографии Буниной стал выход книги «Правила поэзии. Сокращенный перевод из аббата Батё, с присовокуплением российского стопосложения» в 1808 году с посвящением «В пользу девиц». Бунина не была первой, кто перевел труд Баттё на русский язык. В 1806–1807 годах были опубликованы четыре тома «Начальных правил словесности Г. Аббата Баттё» в переводе Д. А. Облеухова, который снабдил издание своими «прибавлениями», посвященными российским писателям: «О российских эпопеях г-на Хераскова», «О сатирах кн. Кантемира» и др. Несколькими годами ранее, в 1803‐м, некий Аркадий Степанов издал свой перевод Les beaux arts, réduits à un même principe, другого сочинения Баттё, под заглавием «О свободных науках». Степанов посвятил перевод Державину и в предисловии обещал, что «есть ли сия первая часть будет благосклонно принята; то через несколько времени выйдет другая, в которой к примерам известных французских и немецких стихотворцев, прибавятся примеры лучших российских»[451][452], но, по всей видимости, обещания не исполнил. Таким образом, труд Буниной попал в контекст уже существовавших переводов Баттё, адаптированных для русского читателя. Однако, в отличие от перевода Облеухова, удостоившегося лестного отзыва М. Н. Муравьева, он остался почти не замеченным.

Это был первый большой литературный труд Буниной, и весьма симптоматично, что он был именно переводом. В 1800‐х годах переводческая деятельность была главным и поощряемым легитимным способом вхождения в литературу для женщин:

Женщины-литераторы входили в русскую литературу XVIII в., подобно персонажам третьего сословия, входившим в литературу французскую века семнадцатого, «с черного хода» <…> русские переводчицы первых поколений положили начало специфическому женскому литературному и литературно-бытовому канону, задающему сферу литературной деятельности <…> Формально перевод осознавался сообществом и самими переводчицами как занятие «на досуге», не входя в реестр обязательных для женщины образованного сословия дел и доступных ей способов времяпрепровождения, ограниченных жестко установленным кругом светских и домашних обязанностей. <…> Переводческая деятельность обеспечивала выход в ту часть внешнего мира, которая постепенно приучалась функционировать в соответствии с законами профессии[453].

Обращаясь к переводу нормативной поэтики, Бунина имплицитно обозначила серьезность своих литературных притязаний. Перевод Баттё должен был свидетельствовать, что поэтессу занимают вопросы литературной теории, а предисловие к переводу, в котором она обращалась к Тредиаковскому и другим предшественникам, — показать уровень владения материалом и способность критически оценивать сделанное до нее:

Г. Тредиаковский писал о ней <поэзии. — М. Н.> пространнее всех своих последователей; но предложенныя им правила касаются более до стопосложения, о существенном же качестве истиннаго стихотворца сказано в оных как бы мимоходом; да и приведенные им примеры не соответствуют уже нынешних читателей вкусу. Правила пиитическия архимандрита Аполлоса, неоднократно изданныя, содержа в себе краткия правила стопосложения и наиболее Латинскаго, мало удовлетворяют желанию тех, которые стараются иметь подробное понятие о поэзии вообще[454].

Далее Бунина уточняла, что эти труды мало подходят тем, кто только приступил к изучению правил поэзии: «Для начала всякой науки потребны одни простые определения. Слишком утонченныя подробности разсевают слабое понятие начинающего учиться»[455]. Переводя Баттё, Бунина прежде всего думала о тех, кто имеет стремление к поэзии, но при этом не знает иностранных языков, чтобы в полной мере усвоить существующие пиитики: «Сколько же есть таковых, кои при множестве врожденных дарований не знают ни одного чужестранного языка!»[456] Возможно, именно понимание несоответствия образовательных возможностей многих молодых дворянок и существующих правил пиитики и побудили Бунину адресовать свой перевод «девицам» и сделать его максимально доходчивым. Предположение подтверждается и единственной известной нам рецензией на «Правила»:

В то время как грации наши незнакомы еще с правописанием — по крайней мере на своем языке, в то время выходит книга о правилах поэзии, изданная одною из граций-россиянок; которым и посвящается эта книга — услуга важная! Нам приятно думать, что столь щастливое предприятие достигнет, рано или поздно, цели своей и принесет желаемую пользу[457].

Из пространного предисловия Буниной явствует, что, хотя перевод, вероятно, делался в надежде на обретение высокого покровителя, уже тогда поэтесса претендовала на статус литературной наставницы женского пола. Обращаясь не к юношеству в целом, а только к девицам, поэтесса выделяла их в отдельную категорию читательниц и потенциальных авторов и, следовательно, осознавала особое положение женщин в современной русской литературе: