Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [39]

); «…велик в твореньях Бог» — «Величество Божие» (1789). Стих «Воспел великую из смертных на престоле», конечно, должен был напомнить о цикле державинских стихов к Екатерине-«Фелице»: ода «Фелица» (1782), «Благодарность Фелице» (1783), «Видение мурзы» (1783, 1790) и «Изображение Фелицы» (1789). Бунина не ограничивается «высокими» жанрами в поэзии Державина:

Спустились грации, переменили строй,

Смягчился гром под гибкою рукой,

И сельские послышались напевы,

На звуки их стеклися девы… —

этот фрагмент отсылал уже к державинской анакреонтике: «Хариты» (1795), «Русские девушки» (1799), «На пастуший балет» (1804). Многочисленные отсылки к стихотворениям Державина фиксировали его жанровый и риторический репертуар, приемы визуальной поэтики и позволяли читателю опознать, кто именно тот «почтенный муж с открытой головою». Таким образом, «Сумерки» можно прочитывать как «динамический конспект» державинского творчества — в понимании Буниной.

Начало стихотворения восходит к многочисленным аллегориям: «Блеснул на западе румяный царь природы, / Скатился в океан — и загорелись воды» [Бунина: 84]. В стихотворении «Евгению. Жизнь Званская» описывается утренняя заря:

Дыша невинностью, пью воздух, влагу рос,

Зрю на багрянец зарь, на солнце восходяще,

Ищу красивых мест между лилей и роз,

Средь сада храм жезлом чертяще[300].

Бунина тоже останавливается на переходном времени, но выбирает вечернюю зарю, ср.: «…утренняя заря <…> лишь возвышенна или прекрасна; вечерняя — истинно романтична» [Манн: 24]. Таким образом возникает корреляция с предромантической традицией «вечерней поэзии».

В стихотворении описывается ситуация видения, грезы, в которые погружается лирическая героиня. Бунина использовала в «Сумерках» приемы «явления» и «смены ряда картин», о которых писал Пумпянский как о характерных для державинского репертуара[301]: Державин является в виде «почтенного мужа», увенчанного лаврами, он берет «златую лиру» и поет (дважды сменяя «напев»); в финале является «пришелица», венчающая певца «из мирт венком». Визуальная поэтика «Сумерек» действительно построена на принципе смены картин. Экспозиция представляет заход солнца, настраивающий героиню на мечтательный лад. Этот фрагмент заканчивается буквально «затемнением»: «Усни, царь дня! тот путь, который описал, / Велик и многотруден», — героиня остается в темноте, которую нарушает луч света: «Откуда яркий луч с высот ко мне сверкнул, / Как молния, по облакам скользнул?» — таково начало второй «картины». Она вмещает в себя описание Державина и его поэзии. Наконец, третья «картина» — явление жены и награждение поэта миртовым венком.

Сам поэт «узнается» постепенно:

Почтенный муж с открытой головою

На мягких лилиях сидит,

В очах его небесный огнь горит,

Чело, как утро ясно,

С устами и с душей согласно,

На коем возложен из лавр венец;

У ног стоит златая лира[302].

Бунина создает образ идеального поэта: вдохновение («в очах его небесный огнь горит») соединено в нем с чистотой помыслов и ясностью мыслей; разум в ладу с сердцем, поэтому и его поэзия столь искренна и гармонична.

Наконец, в финале указывается «привидевшееся» автору «Сумерек» место — Званка. Таким образом, на протяжении текста происходит постепенное узнавание того, о ком идет речь, упоминание Званки (безусловно, здесь изображена воображаемая «небесная» Званка, а не конкретное имение) должно было окончательно укрепить читателя во мнении, что речь идет именно о Державине.

Показательна для смысловой конструкции «Сумерек» оппозиция «венец» — «венок». При первом появлении поэта он увенчан «из лавр венцом», у ног его стоит «златая лира» — традиционные аллегорические атрибуты возвышенного поэта. В конце же стихотворения является некая скромно одетая «жена», «без перл, без пурпура, без злата», и венчает поэта другим венком:

Пришелица простерла руки,

И миртовый венок за сельских песней звуки,

Едва свила,

Ему с улыбкой подала[303].

Ю. В. Манн писал по поводу этой оппозиции в романтической поэзии:

Если венец — знак общественного могущества, официальной власти, вплоть до власти царской (в «Песне» Дмитриева, 1794: «Видел славный я дворец Нашей матушки-царицы; Видел я ее венец И златые колесницы»), то венок олицетворяет жизнь отъединенную, частную, среди друзей, с возлюбленной, на лоне природы. Венец — атрибут славы, чаще всего военной; венок — знак отказа от громкой славы ради жизни неприметной, но исполненной естественных чувств, искренней приязни и любви[304].

Именно такой образ жизни — отказ от светской суеты и почестей в пользу естественного существования — манифестировал Державин в стихотворении «Тишина» 1801 года (именно в 1801‐м он вышел в отставку), затем в сборнике «Анакреонтические песни» (1804) и закрепил в стихотворении «Евгению. Жизнь Званская» (1807; в нем также представлены различные амплуа автора — певец Фелицы, певец Бога, певец естественной жизни).

О намерении поэта сменить поэтическое амплуа знало и его окружение. Пятого мая 1807 года Жихарев сделал в дневнике следующую запись:

Вчерашний литературный вечер А. С. Хвостова был последним из литературных вечеров, и до осени их более не будет. Гаврила Романович уезжает в свою Званку, на берега Волхова, и хочет на досуге заняться стихотворным описанием сельской своей жизни. «Лира мне больше не по силам, — говорит он, — хочу приняться за цевницу»