Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - [25]

Как мы отмечали выше, на рубеже 1800–1810‐х годов произошло незначительное увеличение числа публикаций, посвященных женской проблематике. Эта динамика прослеживается после того, как в 1811 году Каченовский стал главным редактором «Вестника Европы»; увеличилось и количество сотрудниц[189]. Авторы этих материалов, как правило, продолжали рассуждать о необходимости умеренного женского образования. Так, в статье «Нужны ли женщине науки и познания» (1811. Ч. 57. № 9), опубликованной в разделе «Смесь», Пучкова задавалась вопросом: «Неужели семейное счастье не может цвести при науках и просвещении?»[190] Необходимость женского образования поэтесса объясняла тем, что жена и мать семейства должна «быть надежной подругой умного и образованного» мужчины, а образование ей необходимо, чтобы «удержать навсегда почтение и дружбу своего супруга»[191]. В следующем номере был напечатан полемический ответ на размышления Пучковой (на что указывает примечание) — выдержки из педагогического сочинения госпожи Воклен (Г. Л. Вокелень — французский педагог), которая писала:

Никогда еще столько не заботились о воспитании женщин, как ныне, и несмотря на то, никогда еще женщины не имели столь худых познаний о должностях своих, возлагаемых на них самою природою[192].

Модное воспитание, включающее обучение танцам и игре на фортепиано, иностранные языки и рисование (для него Воклен делает исключение, поскольку этот навык полезен при вышивании), внушают женщине ощущение превосходства над будущим супругом:

Скажите мне, как можно хотеть, чтобы девица, которая провела первые годы свои посреди искусств, посреди художников, посреди похвал и ласкательств, не была горда и тщеславна? Как хотеть, чтобы она повиновалась мужу, не столь как она сама обработавшему свои способности, потому что юношеские годы свои провел он в армии?[193]

Согласно Воклен, желание не выпускать «пера из рук своих от утра до вечера, подобно ученикам лицеев», продиктовано тщеславием, ведь в дальнейшей жизни «весьма нечасто надобно будет приниматься за перья»[194].

Автор фрагмента не только разоблачает тщеславие женщин, но и старается вызвать жалость к мужчинам: они исполняют гражданский долг, а их потенциальные избранницы развлекаются, — «конечно, публицисты здесь немного лукавят: в том возрасте, в котором дворянские юноши отправлялись служить в армию, дворянские девушки уже выходили замуж и вскоре становились матерями»[195]. Таким образом, на страницах «Вестника Европы» возникла полемика о женском образовании. Пучкова выступала за такое образование женщин, которое поможет им стать хорошими супругами и матерями. Однако с точки зрения Вокелен и переводчицы (судя по форме псевдонима, вероятно, это была именно женщина), даже с таким образованием родителям девиц следует быть осторожными. Парадоксальным образом оба автора говорят об одном и том же: что женское образование необходимо для семейной жизни (А…а Д…а в завершающем абзаце пишет, что все, что нужно, это «сделать молодых девиц добрыми супругами и матерями семейства»[196]), но расходятся в трактовке его содержания. Науки, упоминаемые в одном ряду с танцами и занятиями музыкой, с точки зрения Вокелен, вызывают лишь «плачевные следствия», такое воспитание «по-видимому нарочно изобретено с намерением противным и супружеству, и счастию семейному»[197]. Пучкова же, напротив, видела в таком образовании залог благоденствия и крепкого семейного союза равных людей. Эмоциональность, с которой откликнулась А…а Д…а, как и в целом поляризация мнений, показывала, что вопрос о женском образовании и о литературных занятиях как его составляющей по-прежнему был актуальной проблемой.

Проблема женского сочинительства была поднята в анонимной полемической (переводной) рецензии на «Краткую историю славнейших французских женщин» «неутомимой» Жанлис (1811. Ч. 59. № 17. С. 37–54). Издатель сопроводил публикацию предисловием, где сообщал, что новое произведение «посеяло ужасный раздор между сочинительницей и критиками», и что она «дала отпор журналистам». О том, что Жанлис желала «вступить в ручной бой», говорит уже и сам автор рецензии, он замечает, что хотя «все это показывает высокия качества душевныя; однако ж они более приличны мужчине, чем женщине»[198]. Рецензент не согласен с утверждением Жанлис, что «женщины превзошли мужчин во многих частях словесности»[199], он упоминает «Кларису», «Тома Джонса» и «Новую Элоизу» — созданные мужчинами шедевры, которые еще никому не удалось превзойти, а дальше предсказуемо задается вопросом:

Упражнение в науках и словесности есть ли необходимая принадлежность женщины? Власть ее не ограничивается ли кругом домашнего хозяйства и семейственных обязанностей? <…> Ученая женщина захочет ли заниматься мелочами домашнего хозяйства? Имея мужа, не столь как сама, просвещенного, не вздумает ли иногда нарушить закон, предписывающий ей почтение и покорность?[200]

Вновь на первый план выходит проблема «уместности» женских занятий литературой и вопрос о том, как они скажутся на семейной жизни писательницы и ее отношениях с мужем, из которых могут исчезнуть «почтение и покорность».