Розовый слон - [44]

— А завтра вечером?

Осталось двое молодых людей, которых дружба пока что не объединяла: Алнис про Мунтиса кое-что знал, у Мунтиса были подозрения насчет Алниса, что тот ло-мится в чужие охотничьи угодья. Подозрения, как известно, посильнее всякого знания, потому что они допускают все.

— Вам тоже в Бирзгале? Я вас там что-то не встречал.

— Мой дядя — худрук в доме культуры.

— А, Сунеп. Видел его в обществе друзей природы.

— А вы здесь просто так?

— Я от художественной школы. Собираем народное искусство.

Лжет. Инта Зилите еще не народное искусство. А Инта — вчера торопилась, сегодня торопится, а этот бездельник толкает ее тачку. В Кипене накапливалась красная злость. Эмоции каждый выражает своим инструментом. Пианист на пианино, косарь косой. У Мунтиса был мотоцикл.

— Вот вам каска. Поехали!

Ветер прохватит, но неудобно из-за этого отказываться. Поплотнее затянув на плечах ремни рюкзака и втиснув бороду под ремень шлема, Алнис взобрался на седло. Отсюда он возвышался над Кипеном, дорожные повороты и свое будущее обозревал вполне хорошо. Удар по пружине, толчок ногами — и уже оба могли подтянуть свои личные ходули. Алнис опер гигантские ступни на мелкие, обтянутые резиной втулки. Взревел мотор, защелкала коробка скоростей, и вот уже включена третья, прямая скорость. Километровые столбы неслись навстречу, будто кто их подгонял. Кипен сгорбился и длинным козырьком шлема рассекал воздух.

За колхозным правлением аллея свернула на Бирз-гальское шоссе. Девяностоградусный поворот был взят по внутренней бровке по всем правилам центробежной силы, машина наклонилась на сорок пять градусов. Мимо лица промелькнули кусты, про которые можно было сказать лишь то, что они зеленые. У Алниса опять засосало под ложечкой, как прошлой ночью, когда зажглась сигнальная лампочка часовни: если этот Кипен вздумает его немножечко тряхнуть… Ревность в уголовном кодексе не предусмотрена как наказуемое действие, в этом можно было убедиться и по справочнику Бертула.

Слишком резких поворотов Мунтис избегал, потому что за спиной у этого Мелкаиса были отвратительно длинные ноги, и если такой верзила не удержит равновесия, то тягач развернется поперек дороги. Но были и другие приемы, как вразумить подобных вахлаков, что нехорошо подкатываться к чужим девушкам. К счастью, на асфальте не было недостатка в выбоинах. Идя со скоростью сто километров, Мунтис преодолевал ямы, как всадник, поднимаясь на подножках, как на стременах, амортизируя в коленях. Зато Алнис при первом же прыжке почувствовал сильный удар по мягкому месту, ломоту в коленных суставах и легкий туман под каской. В романах пишут, что повторные удары судьбы закаляют. Удары судьбы, возможно, да, но не мотоцикла. Ступни соскальзывали с тонких втулок. А если бы ступня зацепила оземь, ее отломило бы в противоположном анатомическому сгибу направлении… К тому же он ведь не знал, что придется трястись на эдаком драндулете: произведения искусства в рюкзаке были уложены неправильно. Где-то напротив двенадцатого ребра разместился медный ангел. На каждой дорожной выбоине рюкзак отступал, и улыбающийся ангел вместе со школьным звонком кидались на позвоночник Алниса. Он никогда не зубоскалил насчет рая, но крылатое чудо-юдо пинало его все равно.

Следующим номером в программе Кипена была езда по серпантину. Он не рулил прямо через выбоины, а огибал их резким поворотом, креня жеребца набок. Не будучи профессиональным вторым номером, Алнис не наклонялся набок, а упорствовал удержаться прямо, как кобра перед укусом. Такая поза ломала крестец. Повороты следовали один за другим — от канавы до канавы. Тут на глаза Алнису попалось желтое поле с цифрой 40. Ограничение скорости! Как гуманна наша автоинспекция! По такой пахоте и нельзя быстрее! Но не тут-то было. Кипен доказал, что может дать и все восемьдесят. Важны не застывшие правила, а живой человек, сам ездок. Похожие на терновые иглы шипы снятой с часовни цепи, наверное, продырявили уже брезент и добирались до самой печенки Алниса.

— Сорок! — взревел он.

Кипен согласно кивнул головой, мол, слышал. Ага, художник начинает волноваться! Теперь сбавить газ было бы грешно.

Вдали показался задний борт грузовика. Казалось, грузовик едет задом, так быстро приближался борт.

"Ява" двигалась прямо на него. Алнис начал лихорадочно соображать. Спрыгнуть? Одна нога непременно зацепится. Вот если бы можно было подпрыгнуть, отпустить руки, чтобы мотоцикл выскользнул из-под него, — и он, возможно, вполне благополучно приземлился бы на дорогу. Тогда пострадало бы только седалище, а сейчас в опасности была голова. Однако неведомая сила будто бы лейкопластырем приклеила его руки к резиновой петле рукоятки. А вот выход: проехать бы под грузовиком! Но нет, это можно было сделать лишь в том случае, если голову держать под мышкой…

Когда Алнис, испугавшись категорического предупреждения на заднем борту этого грузовика "Соблюдай дистанцию!", закрыл глаза, Кипен элегантным жестом повернул руль влево и, как фигурист, обогнул машину. Между плечом и бортом грузовика осталось еще по крайней мере три сантиметра… По сравнению со световым годом это небольшое расстояние, но достаточное, чтобы спасти две холостых бездетных жизни.