Розовый слон - [4]

— Понимаю, на то и существует самообразование, — согласился Сунеп.

— Курсы бальных танцев, — продолжал Касперьюст. — Курсы шитья. Правда, швейные мастерские подали протест, посмотрим, как будет дальше, и еще общественный факультет народного университета на темы "О вкусах спорят" и "Твое призвание".

— А план выручки? — тихо спросил Сунеп.

Касперьюст с облегчением вздохнул:

— Вы вникаете в положение. Насчет плана у меня болит голова. Летом трудно…

— Да нет, лето не только для колхоза, но и для дома культуры пора жатвы. Танцплощадка на берегу реки может собрать по меньшей мере пятьсот танцующих — раз в неделю. С каждого хотя бы по полтиннику…

— Признаться, как-то не получается… Заботы семейные — у дочери родился мальчик, славный парнишка! — Касперьюст, улыбаясь, пухлыми ладонями изобразил нечто круглое, возможно попочку ребенка. — Дома мы его прозвали Хлопотун. Жена нянчит, а я должен поливать помидоры, по субботам отвожу на рынок. И цветную капусту. Ни у кого в округе такая не вырастает, вытягивается — а головок нет…

— Деньги будут, товарищ директор, для того и предусмотрен в штатах художественный руководитель! — Сунеп, сознавая силу своего сверкающего взгляда, пристально посмотрел на Касперьюста. — Только вы и впредь должны придерживаться принципа — сначала подумать, стоит ли вообще что-нибудь делать.

— Это я могу! С удовольствием!

Потом они обошли поле своей будущей деятельности — весь дом культуры.

— Начнем с гардероба, сказал Станиславский, — процитировал Сунеп.

Фойе было просторным, в наружной стене шесть окон, свет которых приглушали занавески из желтого тюля.

— Недостает портретов лучших людей города. У случайного приезжего может создаться впечатление, что в городе нет хороших людей.

— Есть, есть, и очень много… хорошие труженики, — покрякивал Касперьюст.

Гардероб был отгорожен вертикальными реечками, закрепленными на расстоянии ладони друг от друга.

— Клетка для пьяниц, — засмеялся Сунеп, но тут же осекся, потому что Касперьюст остался серьезным, как огурец. Оба вошли в зал, Сунеп от изумления опустил руки и стал по стойке "смирно". — Ну, черт, — выдохнул он, сокрушенный размерами и покоем зала. — Какая громадная духовка…

Зал со скошенным по бокам потолком и в самом деле напоминал духовку, в которую можно было бы поместить двухэтажный дом.

— Здесь я подолгу не задерживаюсь — пол… — покашливал Касперьюст.

Действительно, от вощеного паркета заметно несло скипидаром. Их шаги гулко отдавались от стен и потолка; они пересекли зал, подошли к сцене. Перед сценой во всю ее ширину шло возвышение.

— Там внизу хранится всякая рухлядь, стулья без ножек и всякое такое…

— Это же яма для оркестра! — воскликнул Сунеп, и он уже представил себе, что перекрытие снято и там внизу у лампочек, как у ярких светлячков, сидят скрипачи в белых фраках и дирижер с поднятой палочкой готов начать вступление к оперетте "Летучая мышь".

— У нас хороший оркестр, ему нечего прятаться в яме, — пояснил Касперьюст.

Сцена была шагов двадцать в глубину. Потолок в сумерках не проглядывался. Виден был только подвешенный на тросах мостик и далеко, совсем как на краю вселенной, угадывались тросы и другие устройства для транспортировки декораций.

— Какая техника, чердак… Тут можно устроить бал-маскарад — с меняющимися декорациями!..

— Ненужное помещение. Там можно было бы оборудовать два этажа под квартиры. Крыша цела, стены крепкие, пробьем окна. Зимой прикинем.

— Допустим… — протянул Сунеп. Он любил сцену, поэтому с ужасом подумал, что хозяйственный Касперьюст, который в оркестровую яму уже набросал трехногие стулья, мог бы на самом деле спустить с чердака декорации и устроить там жилой отсек… Тогда по этим крутым деревянным лесенкам будут ковылять тетушки с корзинками картошки. Нельзя будет посмотреть вверх, чтобы не упасть в обморок, от изобилия плоти и скудости белья. Фу…

В просторном подвале под сценой среди змеевидных кабелей и шкафчиков с выключателями за невзрачной дощатой дверцей находилась мастерская декоратора-оформителя. Подвальное полуокошечко, двухконфорная плитка, горшки с краской и клеем, небрежно сбитый стол, о тяжкой и творческой судьбе которого свидетельствовало множество заросших грязью ножевых ран и несмываемые киноварно-красные, свинцово-белые и другого цвета пятна. В углу аккуратно накрытая тахта. Наиболее ярким украшением комнатки были стены, на которых между афишами "Летний бал в духе предков", "Золотая осень в Бирзгале" были наклеены этикетки с бутылок самых разнообразных алкогольных напитков. Они сразу привлекли внимание Сунепа, как знатока.

— Наукшенское пиво, пить можно. "Паланга", ну, знаете, это смертельно. О, французская анисовая настойка "Рикардо"! Разбавишь водой, становится белой, как молоко, а рот благоухает, так что целоваться можно даже на следующий день… Этот художник знает толк!

— Это… дело нескольких поколений, — признался Касперьюст, потом его глаза расширились и посуровели. — Хотел было смыть эти бумаги, но декоратор говорит: "Тогда я ухожу!" Пьянством нечего хвастаться, пьяницей может стать всякий.

— И все же в нашем обществе настоящих пьяниц мало, ибо объемы производства возрастают.