Розовый сад - [26]

Александрина продолжала говорить о проблемах своего сына, не подозревая об эффекте, который только что сказанное произвело на Флоренс. Она была уверена, что Константин во всем признался жене.

– Конечно, ее решение не бросать мужа, навсегда прикованного к инвалидному креслу, достойно всяческого уважения. Ведь с той аварии прошло уже столько лет! Оливия – мужественный человек, но у них с Константином нет будущего, да и, по правде говоря, не было никогда. Обожествлять женщину еще недостаточно, надо находиться рядом с нею каждый день, физически ощущать ее присутствие и старость встретить вместе.

Александрина нахмурилась, подумав о своем столь раннем вдовстве. У нее, такой красивой женщины, было много возможностей найти супруга, но она решила посвятить свою жизнь Константину.

Флоренс аккуратно сложила газету, ничем не выдав своего волнения, и отодвинула ее в сторону.

– Наверное, им обоим очень тяжело, – сказала она, удивляясь своему спокойствию.

Константин давно влюблен в другую! Вот почему он так и не женился снова: его избранница несвободна. А Флоренс думала, что все его мысли заняты лишь матерью и работой, работой и матерью. Теперь ей стали понятны его частые отлучки из дому, когда он ссылался на срочные вызовы в больницу.

Александрина скривила губы в скептической усмешке.

– Знаешь, мне иногда кажется, что Оливии нравилось ее положение замужней женщины, за которой ухаживает такой завидный холостяк. Она упивается своей самоотверженностью и умением нравится другим. Ей и Константина доставляло удовольствие держать на коротком поводке, то даря ему надежду, то возводя непреодолимые преграды. Я даже не могу выразить, как счастлива, что Константин влюбился в тебя! – Она тепло улыбнулась Флоренс. – За эти годы я так исстрадалась, глядя на него!

Флоренс представила, как, должно быть, мучается сам Константин, в своей решительности доходящий иногда до беспощадности, понимая, что не может соединиться с любимой женщиной, муж которой прикован к инвалидному креслу.

Но какую же огромную ошибку совершила Флоренс, рассказав об Оливии своему отцу в тот день, когда, покинув Александрину, бросилась к нему, чтобы излить душу! Он и так недолюбливал Константина, а тут и вовсе впал в неистовство и стал требовать немедленного разрыва. Конечно, он был не в курсе их отношений и не знал, что их супружество чисто формальное, поэтому ему и в голову не приходило, что Флоренс не вправе устроить Константину скандал и уйти, громко хлопнув дверью.

Да и никто этого не знал, равно как и того, какой болью отозвались откровения Александрины в душе Флоренс, даже самой себе боявшейся признаться в том, что она полюбила Константина…

И в день похорон Александрины она отдалась ему с любовью, иначе ничего бы не получилось.

Одного только понимания, что она в этот момент ему необходима, было бы недостаточно. Но Константин слишком легко позволил ей уйти, из чего она сделала вывод, что Оливия по-прежнему занимает в его сердце главенствующее место.

Сейчас же, подумала Флоренс, он не хочет ставить разводом точку в их отношениях только потому, что не может немедленно жениться на женщине, которую любит…

Отец громким возгласом прервал ее размышления:

– Как мы поступим с Джиллиан и ее идиотским решением выйти за его сына? Надо спасать нашу семью!

Флоренс вздрогнула от неожиданности.

– Да-да, я все знаю. Сегодня мне звонили уйма знакомых и друзей с поздравлениями по поводу… знаменательного события, – съязвил старик.

Она с трудом поднесла руку к виску и начала осторожно его массировать.

– Но Джиллиан сама выбрала в мужья Донадье…

Отец презрительно усмехнулся.

– А что, если он окажется таким же негодяем, как и его папаша? – злым голосом выкрикнул он.

– С чего ты взял, что Константин негодяй? – возмутилась Флоренс.

– А как иначе назвать человека, имеющего жену и гуляющего на стороне?

Серые глаза Флоренс вспыхнули огнем. Отец затронул незаживающую рану в ее душе.

– Я не сомневаюсь, папа, что твоя жизнь всегда была безупречна! Как же, Уоррен Кроули – верх безупречности и совершенства, сама добродетель! – В горячности забыв о его больном сердце, она уже почти кричала:

– Это ты виноват во всем! Ты и твой безобразный характер! Ты и твои отвратительные манеры!

Отец смертельно побледнел, схватился рукой за сердце. Только тогда Флоренс спохватилась и моментально заговорила шепотом:

– О, папа, прости! Мне не следовало…

– Ничего-ничего, продолжай кричать на немощного отца. Можешь даже ударить меня, я все стерплю…

Старик вдруг сделался жалким. Он сгорбился, губы его предательски дрожали. Казалось, еще немного, и он зарыдает.

Флоренс хотела подойти к нему, но отец предостерегающе выставил руку.

– Не смей ко мне приближаться! Всего одна ночь в его постели превратила тебя в отвратительную женщину с замашками уличной торговки. Где твое достоинство, куда подевалась твоя гордость?

Он выпрямился, задрал подбородок, всей позой выражая безмерное презрение к падшему существу.

– Ты вообще мне больше не дочь, раз решила поддерживать с ним отношения! Скажи честно: решила?

Флоренс вздрогнула. Да, он прав, она дала волю чувствам. Не надо продолжать эту дурацкую дискуссию, ни к чему хорошему это не приведет.