Розовый костюм - [52]
Я утратила разум. Но разве могла она не думать о том, как пахнет кожа Патрика? Как спокойно, ритмично он дышал, когда она уснула в его объятиях таким чудесным, безмятежным сном? Она, конечно, никогда бы не решилась ни о чем таком рассказать на исповеди отцу Джону. А в соборе Святого Патрика ее никто не знает. Как и Патрика Харриса. Если ей удастся удрать хотя бы за несколько минут до окончания рабочего дня и прибежать в собор еще до того, как там начнется таинство причастия, все будет нормально. Считается, что если ты приходишь до начала божественной литургии причащения, то считаешься ее участником, – по крайней мере, так утверждает Мейв. А уж она-то хорошо это знает. Мейв частенько ухитрялась проскользнуть в Доброго Пастыря в последнюю минуту, как раз перед тем, как начинали раздавать облатки; казалось, словно она просачивалась сквозь потолочные балки.
– Мейв, прикроешь меня сегодня? – спросила Кейт. – Мне всего минут на десять раньше нужно уйти.
Мейв пробурчала нечто нечленораздельное, возможно, означавшее «да». Она все еще сражалась с белым платьем «от Диора». Расшитый стеклярусом лиф требовалось непременно расставить, но это совершенно испортило бы весь дизайн.
– Так я могу на тебя рассчитывать? – снова спросила Кейт. – Ты отметишь, что я ушла ровно в шесть?
– Естественно, – буркнула Мейв, но даже глаз на нее не подняла.
Это было странно. И вообще – Кейт только сейчас об этом подумала – за весь день никто, похоже, ни разу прямо на нее не посмотрел. Может, с ее внешним видом что-то не так? Кейт сходила в туалет и посмотрелась в зеркало. Ее белая хлопчатобумажная юбка, безусловно, нуждалась в глажке, особенно сзади, где она так измялась, что напоминала гармошку. И чулки она забыла надеть. И подкраситься тоже забыла. Голова у нее была настолько занята мыслями о Патрике Харрисе и ее, Кейт, бессмертной душе, что она явилась на работу в совершенно неподобающем виде!
Жаль, подумала она, что никто мне раньше об этом не сказал. Но ведь действительно никто не сказал ни слова! А может, никто ничего и не заметил? Может, ее никогда никто толком не замечает? Даже Шуинн, который зашел, чтобы спросить у Кейт о сроках сдачи заказов, так ни разу и не посмотрел ей сегодня в глаза.
Я невидимка, думала Кейт.
Интересно, сколько раз за эти шесть лет она приходила на работу и уходила с работы никем не замеченной? А сегодня даже мисс Софи – когда она после ланча остановилась возле Кейт, чтобы посмотреть, как получается простежка, – сказала лишь «Отличная работа» и пошла прочь. Возможно, мистер Чарльз прав. Миссис Вриланд, например, обладает чрезвычайно простецкой внешностью; лицо у нее совершенно лошадиное, и даже мать всегда считала ее «уродливым ребенком». И все же, став взрослой, она не утратила храбрости и присутствия духа; она жила в квартире со стенами кроваво-красного цвета, учила женщин поступать так, как им хочется, и носить то, что им хочется, даже самые безумные одежды. «Почему вы не моете вашему светловолосому ребенку голову выдохшимся шампанским, как это делают во Франции? И почему не носите фиолетовые бархатные митенки буквально со всем, что вам самой нравится? А может, вам хочется превратить старую шубку из горностая в купальный халат?» А кому, скажите на милость, нравится украшать собственные уши огромными красными пятнами? Миссис Вриланд! Но раз так делает она, значит, так будут делать и все остальные.
И я так могла бы, думала Кейт. Правда, могла бы.
Но на ее столе по-прежнему лежал розовый костюм.
В половине шестого Кейт почувствовала, что ей непременно нужно уйти до того, как вернется мистер Чарльз. Она не знала, куда он ушел, но его не было весь день. Кейт наклонилась к Мейв и тихонько сказала:
– Если я сейчас уйду, то еще успею на проповедь. Мне всегда больше всего нравился именно зачин. Ну что, прикроешь меня?
Мейв уже отпорола расшитый стеклярусом лиф от белого платья и теперь вшивала вставку, которая никак туда не подходила.
– Угу, – буркнула она.
Ее ответ Кейт вполне устроил; она завернула простеганные куски розового букле в хлопчатобумажную ткань, аккуратно перевязала сверток белой атласной лентой и переложила на свой стол, чтобы никому не мешал. Никто, похоже, не заметил, что она перестала работать. Ну, естественно, подумала она, ведь я же невидимка.
Когда она натянула свои лайковые перчатки – они теперь так сели, что стали ей малы по крайней мере на размер, – и несколько поникшую шляпку от «Лили Даше», ей показалось, что гул швейных машинок и голоса сплетниц стали еще громче.
– Я ухожу, – еще раз сказала она Мейв.
Та, наконец, посмотрела прямо на нее и спросила:
– Снова поедешь в полночь кататься на автомобиле с откидным верхом? Может, сперва хоть причешешься?
– Что?
Больше Мейв ничего не успела сказать: в мастерскую вошла мисс Софи и сразу же обратилась к Кейт:
– Да. Пожалуйста, причешись. За тобой заехал джентльмен, и он привез нам мясо.
В голубом, как море, хозяйском кабинете сидел Патрик Харрис. Он подтащил к «почти французскому» столику стул и сидел там вместе с Хозяйками. Дамы сияли. Обстановка была, как наутро после Рождества: весь стол, подделка под Людовика XIV, был завален тесьмой и кусками оберточной бумаги из мясной лавки. Патрик Харрис действительно привез мясо. Возможно, именно поэтому Хозяйки и впустили его через парадный вход.
Огюст Эскофье был истинным французом, поэтому он превратил кухню в мастерскую художника, вдохнул в поварское дело поэзию и страсть. «Совершенство вкуса» — вот та вершина, которую он смог покорить, точно алхимик, смешивая ингредиенты, пробуя самые неожиданные сочетания продуктов.Внешне далеко не мужественный, весьма субтильный, даже хрупкий, он покорял женские сердца страстностью, романтикой, умением увидеть необычное в самых обычных вещах.Его любовницей была сама Сара Бернар, но сердце его разрывалось между чувством к этой великой актрисе и к своей жене, Дельфине.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
У Лейлы умерла мама. Ситуация сама по себе тяжелая, но осложняется еще и тем, что Лейла – человек с особенностями. Ей трудно общаться с людьми, выражать эмоции. Оказавшись один на один с пугающим миром, она все глубже уходит в себя, пока не находит выход – выход в Интернет.«Красная таблетка», онлайн-клуб для любителей философии, привлекает ее. Она быстро находит друзей и знакомится с харизматичным Адрианом, который предлагает ей рисковое дело – помочь женщине, желающей покончить с собой, уйти на тот свет.
Показания к применению: эта книга – средство против мировой скорби, против уныния, отупения, бесчувствия, невежества, мизантропии, против воспроизведения речевого сора и против метеочувствительности.Способ применения: читать.Дозировка: если книготорговец не порекомендует иного, то ежедневно от трех до тридцати коротких историй перед сном и по пробуждении. При зимней депрессии – от тридцати до ста историй. По окончании начать сначала.Побочные эффекты: «Рычащие птицы» в целом хорошо переносимы. В отдельных случаях: растяжение смеховых мышц и увлажнение глаз, иногда резкие вскрики в метро.
Жизнь скромной и тихой Джин – примерной жены Глена Тейлора – изменилась в тот день, когда в городе пропала маленькая девочка, а в дверь к супругам постучалась полиция. Ее идеального мужа обвинили в похищении. Конечно же, это ошибка, Глен и мухи не обидит. Так она и говорила всем вокруг.А теперь муж мертв, можно уже не таиться. Столько людей хотят услышать правду, узнать, что произошло на самом деле и каково это – жить с чудовищем. Слово за несчастной вдовой, которая давно поняла, что может заставить людей поверить во что угодно.