Рождество в Париже - [32]

— Еще двадцатничек. А то, может, тебя там твой мужик дожидается. Так я вместо кого-нибудь от него и схлопочу. За риск, как омоновцу!

Маша, порывшись в сумочке, нашла десять тысяч.

— А десяти не хватит?

— Ладно, пошли, — великодушно согласился парень.

В подъезде Маша сразу споткнулась о высокий порог и, пролетев его, больно ударилась о стенку. Парень в потемках, не видя ее, но услышав удар, забеспокоился:

— Ты где? — Он зажег зажигалку и стал нажимать кнопку у лифта. Но она не слушалась: то ли лифт не работал, то ли кто-то оставил открытой дверь.

— Ну, вот. Теперь иди с тобой в потемках. Мы так не договаривались. Ты на каком этаже живешь?

— На третьем, — виновато ответила Маша.

— Ну, ладно, может, хоть там светло.

Маша вспомнила, что мама просила утром соседа вкрутить лампочку.

— Вы меня только до второго этажа проводите, а там дальше я сама.

Всю ночь Маше снились кошмарные сны: Мишель с Гошей и князем спасали ее в темном подъезде от бандита, который выглядел как шофер такси. Маша кричала и звала на помощь.

Проснувшись, она вспомнила, что предстоит тяжелый день — Мишель назначил на сегодня много встреч. А дальше планировались съемки в Архангельском.

В Москве продолжали стоять жаркие дни, но в Архангельском, где они работали уже неделю, была всегда приятная прохлада.

Один из таких дней выдался наиболее напряженным. Сначала снимали в помещениях дворца на фоне синих стен, белых с золочеными ручками дверей, картин, роскошной мебели. Потом перешли в парк и на террасы. Работали уже несколько часов подряд, и Мишель объявил перерыв.

Маша, не переодеваясь, как была в костюме графини, прохаживаясь под руку с партнером, дошла до ворот парка.

Пожилому американцу, игравшему старого графа и первый раз приехавшему в Россию, было интересно все. Он предложил Маше выйти за ворота. Там, как на всех людных местах, образовалась бойкая торговая точка. Местные жители, привлеченные скоплением туристов у музея, продавали грибы, ягоды, огурцы и первые фрукты с собственных участков.

Свою небогатую снедь они расставляли на деревянных ящиках.

Американец заинтересовался и направился к бабке, торговавшей грибами. Подойдя к ней поближе, он нагнулся, чтобы получше рассмотреть чернушки, сыроежки, летние опята, уложенные в кучки. На его лице было неописуемое удивление. Он никогда не видел таких «даров леса». Маша знала, что в Америке продаются только культивированные грибы — в основном шампиньоны.

Неожиданно бабка, соскочив со складного стульчика, на котором сидела, упала в ноги одетому в костюм графа американцу и запричитала:

— Батюшки-святы! Явился, явился! — И начала бить поклоны.

Американец растерялся и стал поспешно поднимать бабку, а сидевшие рядом мальчишка и девушка постарше, держась за животы, буквально умирали со смеху.

— Бабка Анисья, мы же тебе говорили — это американцы приехали… в усадьбу, кино снимать. Ты что, забыла?

— Забыла, забыла, — передразнила их бабка. — Давеча, когда я ягодами торговала, подошел один, одетый, как мой Васька-жених, — в казака. Я форму-то эту крепко помню. Фотография с тех времен над кроватью Васькина висит. Ну вот, я ему и говорю: «Ты че, милый, в кино сниматься приехал?» А он мне: «Бабка, ты не знаешь, что все назад вернулось. Я казак настоящий. Мы сюда прибыли охранять вас». От энтих, значит, как их называют, рекеров или роперов.

— Рокер, бабка, это твой внук Петька, который на мотоцикле гоняет, а казак сказал, наверное, от рэкетиров, — поправил ее, утирая слезы, мальчишка. — Казак-то, конечно, был настоящий. А это артист, из кино, понимаешь?

— Артист, артист, а похож на настоящего барина, и барыня тоже, — уважительно поглядев на Машино роскошное платье, возразила бабка Анисья. — Я барина-батюшку, как сейчас, помню, отсель тоже выезжал. — Показала она рукой на усадебные ворота.

— Бабушка, — поинтересовалась Маша, — а сколько же вам лет?

— Сто, — ответил за нее озорной мальчишка.

— Нет, — возразила девушка. — Ей недавно девяносто исполнилось. Вся деревня отмечала.

— Да, — подтвердил мальчишка, — бабка Анисья водки выпила и еще плясала.

— Даже губернатор области приезжал, подарки ей, как долгожительнице, дарили, — добавила девушка.

— Во, — пробубнила бабка, — губернатор! А вы говорите, что он не хозяин-батюшка, — снова показывая на роскошный костюм актера, запричитала она.

— Ой, какое же у вас платье красивое! — забыв про бабку, воскликнула девушка. — Можно потрогать? — И она осторожно пощупала натуральные дорогие кружева на летнем платье «графини Натали».

Маша перевела курьезную сцену американцу и рассказала, что это имение, где они сейчас снимают фильм, в XVIII веке принадлежало роду известных в России князей Голицыных, а потом, до революции 1917 года, им владел знаменитый князь Юсупов. Бабушка Анисья, которая, как оказалось, уже жила в те времена, била актеру поклоны, приняв его за последнего владельца имения.

Американец только изумленно качал головой…

Месяц пролетел в Москве незаметно. Мишель, как всегда, держался ровно. О вечере, проведенном у него в номере, никогда не вспоминал. Зойка же, позвонив на следующий день, упрекнула Машу за то, что она разбила компанию и ушла, не попрощавшись, и что Мишель с Клодом после ее ухода тут же выпроводили Зойку домой. Маше очень хотелось узнать, что они тогда делали в другой комнате. Но болтливая подруга ничего не рассказывала, а самой ее об этом спрашивать Маше было неудобно.