Рождество под кипарисами - [85]

Плавать Амин не умел. Муилала всегда боялась воды и запрещала детям приближаться к водоему и даже к колодцу. «Вода вас засосет», – предостерегала их она. Но, глядя на детей, плескавшихся в волнах, и хрупких белых женщин, поправлявших купальные шапочки и плававших, держа голову над водой, Амин решил, что это, скорее всего, не так уж трудно. Вряд ли у него это по какой-то причине может не получиться, ведь в детстве он бегал куда быстрее, чем большинство его друзей, ездил верхом без седла и мог взобраться на дерево на одних руках, не упираясь ногами.

Он собирался уже пойти в воду к детям, когда услышал вскрик Матильды. Волна, более высокая, чем остальные, добралась до полотенец и унесла одежду Амина. Стоя на кромке воды, он видел, как покачиваются на волнах его брюки. Море, словно ревнивая любовница, насмехалось над ним, тыча пальцем в его наготу. Дети, заливаясь смехом, помчались ловить его одежду в надежде получить вознаграждение, коего они, как им казалось, заслуживают. Матильде в итоге удалось вытащить брюки, и она их отжала. Амин ей сказал:

– Не будем больше задерживаться. Пора возвращаться.

Когда они позвали детей, те отказались вылезать из воды и заявили, что не хотят ехать домой. Амин и Матильда стояли перед ними на песке и сердито говорили:

– Выходите немедленно. Довольно! Хотите, чтобы мы сами пришли и вас забрали?

Дети не оставили им выбора. Матильда грациозно прыгнула в воду, а Амин с опаской побрел следом, пока вода не дошла ему до подмышек. Он ледяным от ярости голосом потребовал, чтобы дети шли на берег, и вытащил Селима из воды, ухватив его за волосы. Малыш завопил.

– Не пытайся больше никогда перечить отцу, ты понял? – грозно прорычал Амин.

Аиша, не в силах совладать с собой, проплакала всю обратную дорогу. Она упорно смотрела вдаль, не разговаривая с матерью, которая безуспешно пыталась ее утешить. На обочине дороги она заметила вереницу мужчин со связанными руками, в лохмотьях, с покрытыми пылью волосами, и подумала, что их, наверное, вытащили из какой-нибудь пещеры или ямы. Матильда произнесла:

– Не смотри на них.

* * *

Они приехали на ферму среди ночи. Матильда взяла Селима на руки, а Амин понес заснувшую Аишу и уложил в кровать. Когда он уже собирался закрыть за собой дверь ее комнаты, дочь спросила его:

– Папа, только на злых французов нападают, правда? Добрых ведь их работники защищают, как ты думаешь?

У Амина на лице промелькнуло изумление, и он сел к ней на кровать. Опустив голову и прижав ладони к губам, на несколько секунд задумался.

– Нет, – решительно отрезал он, – все это не имеет никакого отношения ни к доброте, ни к справедливости. Есть хорошие люди, чьи фермы сожгли, а есть скверные, которым все сходит с рук. На войне не бывает ни добрых, ни злых, и справедливости тоже нет.

– Значит, сейчас идет война?

– Не совсем, конечно, – задумчиво протянул Амин и, словно говоря с самим собой, добавил: – На самом деле это хуже, чем война. Потому что наши враги или те, кто должны быть нашими врагами, долгие годы живут рядом с нами. Некоторые из них – наши друзья, наши соседи, наши родные. Они выросли вместе с нами, и когда я смотрю на них, я не вижу перед собой врага, которого нужно убить, а вижу ребенка.

– Но мы-то, мы на какой стороне? Добрых или злых?

Аиша села на кровати и с беспокойством смотрела на него. Он подумал, что не умеет разговаривать с детьми, что она, вероятно, не поймет то, что он пытается ей объяснить.

– Нет, мы как твое дерево – наполовину апельсин, наполовину лимон. Мы ни на какой стороне.

– Значит, они и нас тоже убьют?

– Нет, с нами ничего не случится. Я тебе обещаю. Можешь положить щечку на подушку и спать спокойно.

Он обхватил ладонями лицо дочки, притянул ее к себе и поцеловал в щеку. Тихонько затворил дверь и, идя по коридору, размышлял о том, что апельмон, конечно, дает плоды, но они несъедобны. Мякоть у них сухая, а вкус такой горький, что на глаза наворачиваются слезы. Он подумал, что в мире людей все происходит точно так же, как в мире растений. В конце концов один вид опередит другой, и настанет день, когда апельсин одержит верх над лимоном, или наоборот, и дерево наконец принесет съедобные плоды.

* * *

Нет, убеждал себя он, никто не придет нас убивать, и ему очень хотелось в это верить. Весь август он спал, положив под кровать карабин, и попросил Мурада поступать так же. Мурад помог Амину соорудить люк в платяном шкафу супружеской спальни. Мужчины вытащили вещи, убрали полки и смастерили что-то вроде двойного дна. В один прекрасный день он позвал детей, а когда они пришли, приказал:

– Полезайте сюда.

Селим решил, что это очень увлекательная игра, и юркнул в люк, а сестра залезла следом за ним. Амин опустил крышку, и дети очутились в полной темноте. Из своего тайного убежища они слышали голос отца, только приглушенный, и шаги ходивших по комнате взрослых.

– Если что-нибудь случится, если мы окажемся в опасности, вам надо будет спрятаться здесь.

Амин научил Матильду обращаться с гранатой на тот случай, если на ферму нападут в его отсутствие. Она сосредоточенно, как солдат, слушала его, готовая на все, чтобы защитить свою территорию. Несколькими днями раньше к ней в амбулаторию пришел один человек. Это был пожилой работник, который трудился на ферме с незапамятных времен и знал еще старого Кадура Бельхаджа. Она вообразила, что он вызвал ее поговорить на улицу, под большую пальму, из стыдливости. Может, заболел и не хотел, чтобы об этом стало известно. Может, как это часто бывало, решил попросить аванс в счет будущей зарплаты или работу для дальних родственников. Старик заговорил о погоде, об изнурительной жаре, о сухом ветре, очень вредном для урожая. Спросил, как поживают ее дети, и осыпал их благословениями. Исчерпав общие темы, он положил руку на плечо Матильды и шепотом проговорил: