Рождество под кипарисами - [45]

– Что происходит, мадам? Я могу вам помочь? – поинтересовался он.

Она так поспешно вытащила ключ, что едва не заехала молодому человеку локтем в глаз, поскольку он был гораздо ниже ее.

– Не открывается, – сердито бросила она.

Почтовый служащий взял ключ из рук Матильды, однако ему пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до замка. Его медлительность взбесила Матильду. В конце концов ключ сломался прямо в замке, и Матильде пришлось ждать, пока юноша позовет начальника. Теперь она не успеет сделать все, что наметила: она пообещала Амину, что продолжит составление ведомостей на оплату работников, к тому же муж разозлится, если она вовремя не подаст ему обед. Молодой человек появился снова, неся в руках стремянку и отвертку, и с торжественным видом отвинтил петли с дверцы ящика. Он мрачно сообщил, что никогда еще не сталкивался «с подобной ситуацией», и Матильде страшно захотелось выдернуть из-под него стремянку. Наконец ему удалось снять дверцу, и он протянул ее Матильде: «Надо разобраться, возможно, это не тот ключ. Если вы перепутали, вам придется оплатить ремонт». Матильда оттолкнула его, схватила стопку писем и, даже не попрощавшись, ринулась к выходу.

В тот миг, когда на нее обрушилась жара, когда она почувствовала, как солнце нещадно припекает ей макушку, она узнала, что умер ее отец. Ирен отправила короткую телеграмму накануне. Матильда повертела листок, перечитала адрес на конверте, внимательно всмотрелась в буквы, одну за другой, как будто не веря, что это не розыгрыш. За тысячи километров от нее, в ее родной стране, украшенной осенней позолотой, хоронят ее отца – разве это возможно? Пока маленький рыжик объяснялся со своим начальством по поводу неприятности с ящиком номер 25, мужчины несли гроб с телом Жоржа на городское кладбище. Нервничая и все еще не веря в случившееся, Матильда вела машину и всю дорогу до фермы думала о том, сколько времени понадобится червям, чтобы добраться до дна объемистого отцовского живота, забиться в ноздри этого великана, обвиться вокруг его костей и сглодать их.

* * *

Узнав о смерти тестя, Амин сказал: «Ты же знаешь, я его очень любил» – и он не солгал. Он сразу почувствовал дружеское расположение к этому открытому и веселому человеку, который принял его в семью без оглядки на предрассудки и никогда не относился к нему покровительственно. Амин и Матильда сочетались браком в церкви эльзасской деревушки, где родился Жорж. В Мекнесе об этом никто не знал, и Амин взял с жены слово, что она сохранит это в тайне: «Это тяжкое преступление. Они не поймут». Никто не видел снимков, сделанных на выходе из церкви. Фотограф попросил Матильду спуститься на две ступеньки, чтобы сравняться в росте с супругом. «А то это будет выглядеть немного смешно», – объяснил он. При подготовке к торжеству Жорж потакал всем капризам дочери и время от времени тайком от Ирен, приходившей в ужас от бессмысленных расходов, совал Матильде банкноту-другую. Отец понимал, что ей необходимо получать удовольствие, чувствовать себя красивой, и не осуждал свое дитя за легкомыслие.

Никогда прежде Амин не видел до такой степени пьяных мужчин, как в тот вечер. Жорж не шел, он перемещался враскачку, цеплялся за плечи женщин, танцевал, чтобы скрыть, что он еле держится на ногах. Ближе к полуночи он кинулся к зятю и зажал его шею в сгибе локтя, как будто усмиряя драчливого мальчишку. Жорж не осознавал своей силы, и Амин решил, что тесть в порыве чувств запросто может его задушить или сломать ему шею. Жорж потащил Амина вглубь душного зала, где под гирляндами фонариков танцевали несколько пар. Они сели у деревянной стойки, и Жорж заказал два пива, не обращая внимания на то, что Амин протестующе замахал руками. Он чувствовал себя совершенно пьяным, ему пришлось даже прятаться за амбаром, потому что его тошнило. Жорж заставил Амина пить, чтобы испытать его стойкость и разговорить его. Он заставил его пить, потому что не знал другого способа завязать дружбу, наладить доверительные отношения. Словно мальчишка, который режет себе запястье, чтобы скрепить клятву кровью, Жорж хотел обмыть литрами пива свою любовь к зятю. Амина мутило, он то и дело рыгал. Он поискал взглядом Матильду, но новобрачная куда-то испарилась. Жорж обхватил Амина за плечи и пустился в пьяные разглагольствования. Призвав присутствующих в свидетели, он с сильным эльзасским акцентом провозгласил:

– Видит Бог, я не имею ничего против африканцев и людей твоей веры. Впрочем, об Африке я ничего не знаю, ты же понимаешь.

Отупевшие от спиртного люди, сидевшие рядом с ними, захихикали, шлепая мокрыми отвисшими губами. Название континента эхом отдавалось у них в голове, вызывая в памяти образы женщин с обнаженной грудью, мужчин в набедренных повязках, полей, раскинувшихся до самого горизонта в обрамлении тропической растительности. Они слышали слово «Африка» и представляли себе землю, где они могли бы стать властителями мира, если бы выжили, столкнувшись с пагубными миазмами и эпидемиями. При слове «Африка» перед ними возникали беспорядочные картинки скорее из области их фантазий, чем из реальной жизни этого континента.