Рождество Эркюля Пуаро - [14]

– Разумеется, сэр!

Спустившись вниз, Хорбюри сказал Трессильяну:

– Если вам угодно знать... это будет замечательный рождественский праздничек!

– Что вы хотите этим сказать? – резко спросил старый слуга.

– Погодите немного, узнаете! Сегодня – сочельник. Но настроение в доме отнюдь не соответствует ему!

***

Все семейство подошло к двери и остановилось. Симеон как раз был у телефона, он кивнул, чтобы заходили.

– Садитесь! Я сейчас закончу.

И продолжил разговор:

– Это Чарльтон?.. У телефона Симеон Ли... Да... Нет, я хотел бы, чтобы вы составили мое новое завещание... Да, обстоятельства изменились, и старое завещание уже не годится... Нет, нет, это не так спешно.

Я не хочу портить вам Рождество. Скажем, на второй день рождественской недели, да? Или еще днем позже, как хотите. Приезжайте, и мы тогда все обсудим. Не бойтесь, я до этого не умру!

Он положил трубку и посмотрел по очереди на всех восьмерых, находящихся в комнате. Потом засмеялся и сказал:

– Вы все с виду такие настороженные! Что случилось?

– Ты велел позвать нас, отец... – начал было Альфред, но Симеон тотчас перебил его:

– Да, верно. Но отнюдь не на степенный семейный совет! Я устал и не хотел бы никого видеть вечером. Собираюсь рано лечь, чтобы хорошо выспаться и к завтрашнему празднику быть свежим. Великое дело -

Рождество! Оно придает людям чувство близости друг к другу, не правда ли, Магдалена?

Магдалена Ли вздрогнула от неожиданности. Ее глуповатый маленький ротик открылся и закрылся снова. Затем она сказала:

– О да!

– Ты ведь жила с отставным морским офицером, – продолжал тем временем старый Ли, – с твоим отцом. Он, наверное, не мог устроить для тебя настоящего рождественского праздника, а? Для этого нужно иметь большую семью!

– Да, конечно... да, наверное.

Взгляд Симеона скользнул с нее на Джорджа.

– Мне не хотелось бы говорить о неприятном, но я боюсь, Джордж, что придется слегка уменьшить ту сумму, которую я регулярно посылаю тебе. Расходы по дому у меня в будущем, видимо, сильно возрастут, ведь нас здесь станет больше.

Джордж побагровел:

– Отец, ты не сделаешь этого!

– Ты так считаешь?!

– Мои расходы очень велики. Я уже сейчас порой не знаю, как свести концы с концами. Приходится экономить на всем.

– Предоставь экономить своей жене, – с улыбкой посоветовал старый Ли. – Женщины умеют это делать. Им иногда приходят в голову такие идеи, какие мужчинам никогда на ум не придут. Например, они решат, что смогут сами шить себе платья. Моя жена все делала своими руками – была очень большая искусница. Хорошая она была жена, в самом деле, только скучная...

Дейвид подскочил:

– Моя мать...

– Сядь! – сказал Симеон грубо. – У твоей матери было заячье сердце и куриные мозги! Полагаю, что ты унаследовал от нее и то, и другое.

Он вдруг встал. На щеках его выступили красные пятна, голос звучал громко и резко:

– Никто из вас здесь не стоит ни гроша! Ни один! Я по горло сыт всеми вами! Все вы слабаки – глупые слабаки! Одна Пилар стоит больше, чем двое из вас, вместе взятых. Клянусь богом, что где-нибудь в этом мире у меня есть сын лучше, чем вы, хоть он и не родился в законном браке!

– Ну, это уж слишком, отец! – воскликнул Гарри. Он тоже вскочил с места. По его лицу, обычно веселому, разлилась краска гнева.

– То же самое я могу сказать и тебе! – заорал на него Симеон. – Сам-то ты что делал все это время? Постоянно клянчил у меня деньги! Со всех концов света просил подаяния. Нет, я повторяю еще раз: я сыт по горло всеми вами! Вон отсюда!

Старый Ли опустился в кресло. Медленно, один за другим его дети покидали комнату. Джордж был красным и ошарашенным, Магдалена тоже выглядела испуганной, Дейвид был бледен как смерть и дрожал, Гарри высоко держал голову, а Альфред брел неизвестно куда, вышагивая, как лунатик. Лидия шла за ним, уверенная в себе и женственная, как обычно. Только Хильда остановилась у порога и затем вернулась к свекру. В том, как спокойно и неподвижно она встала перед его креслом, было что-то зловещее.

– Когда пришло твое письмо, – сказала она, – я действительно поверила, что там написана правда – ты хочешь собрать вокруг себя на Рождество всю свою семью. Поэтому я и уговорила Дейвида приехать. Но ты захотел собрать своих детей только для того, чтобы выдрать всех за уши, не так ли? Один бог знает, что ты нашел в этом приятного.

Симеон хихикнул.

– Знаешь, я с некоторых пор приобрел особое чувство юмора. И отнюдь не требую, чтобы мой юмор понимали. Достаточно того, что мои шутки нравятся мне самому.

Поскольку она не ответила, Симеон вдруг забеспокоился.

– Ну, что ты на это скажешь? – спросил он в упор.

– Я боюсь, – она запнулась.

– Чего ты боишься?.. Меня?

– Нет, я боюсь за тебя, – ответила она и, как судья, который только что огласил приговор, повернулась и величественно удалилась из комнаты.

Симеон уставился на дверь, через которую она вышла. Затем встал и поковылял к сейфу, бормоча:

– Лучше на вас поглядим, мои прекрасные...

***

Примерно без пятнадцати восемь зазвенел звонок у входа. Трессильян открыл. Когда он вернулся в каморку у кухни, там стоял Хорбюри с кофейной чашкой на подносе.

– Кто это был? – спросил Хорбюри.