Рождественское обещание - [20]

— Это хорошая новость, — сумела выдавить она. — Я знаю, что ты хотел получить другой корабль.

— Превосходные новости, — заверил ее Фолк. — Когда наступил мир, то трудно знать, что готовит тебе будущее.

Не говори мне о будущем, подумала она. Я страшусь того, что ждет меня, а теперь еще и ты уедешь.

— По крайней мере, ты будешь здесь на Рождество.

Капитан поднялся.

— Это я обещаю, но сейчас я должен идти. Я упакую свой мешок.

Должно быть, ее лицо выглядело таким же безрадостным, как она ощущала себя, потому что Джеремия присел на корточки рядом с ней. Ианта вздохнула с облегчением, потому что у нее не было сил подняться.

— Я вернусь в канун Рождества, — напомнил он ей и коснулся ее щеки. — Эй, послушай. Не стоит ли мне взять с собой Джима для гарантии?

— Ни за что! — воскликнула Ианта, испугавшись, но потом внимательнее посмотрела на него. — Ты поддразниваешь меня.

— Немного. Ианта, я сделаю то, что обещал. Я даже оставлю здесь свои дневники. Ты же знаешь, что я вернусь за ними.

Она вцепилась в его руку.

— Ты написал в них о том, как на самом деле погиб Джим? Я… я хочу знать, Миа. Это мое право.

После этих слов Фолк выпрямился, слишком быстро, чтобы она могла утешиться.

— Я никогда не расскажу тебе.

Ианта тоже, покачиваясь, поднялась на ноги.

— Только одно письмо я получила от тебя, и я не поверила ему. Ты написал, что он умер быстро и не испытывал боли. Неужели ты посылал такие письма всем, кто погиб? Не так ли?

Теперь капитан пятился к двери, выставив перед собой руку, словно не желая подпускать ее к себе.

— Он умер быстро. Кроме этого, ничего тебе не скажу. Мне нужно уходить немедленно, Ианта, если я хочу успеть на прибрежное судно. — Затем Фолк вышел из комнаты, поднялся наверх и начал бросать вещи в парусиновый мешок, тогда как она упала обратно в кресло, чрезвычайно встревоженная тем выражением, которое снова увидела в его глазах.

Я хочу знать, подумала Ианта, чувствуя себя несчастной, но почему я спрашиваю? Она все еще сидела в кресле, когда Джеремия спустился вниз. Он поставил мешок у подножия лестницы и вошел в кухню, где Джем и Диана, как услышала Ианта, попрощались с ним, а затем рассмеялись над чем-то, что сказал капитан.

Затем он вошел в гостиную и поцеловал ее в голову.

— Я оставил свои дневники на твоей кровати. В прошедшие двадцать два года я не всегда вел себя как святой.

— Я никогда и не ожидала от тебя этого, — тихо проговорила женщина. После того, как за Фолком закрылась дверь, она откинулась назад в кресле, ощущая страшную усталость.

Глава пятая

Ианта знала, что в следующие два дня дети ходили по дому очень тихо не из-за того, что она что-то сказала им. Может быть, все дело в выражении ее лица; может быть, в рассеянности, с которой она слушала их, но они стали менее оживленными, чем обычно. На мгновение, по крайней мере, в отношении Джема, у нее возникло подозрение, что ее сын скучает по капитану Фолку. Ей-Богу, он высосал ведь воздух из окружающего пространства, когда уехал.

Однако он напоминал о себе довольно примечательным образом. На следующий день после его отъезда Ианту посетили торговцы бакалейными товарами со всем, что ей было нужно для рождественского обеда, такого, каким они не наслаждались много лет. Следом пришел мясник, притащив ростбиф королевских пропорций и гуся, который размерами подходил для банкетного стола. Подарки были анонимными, но у нее не оставалось сомнений по поводу их инициатора.

Джем и Диана, работая более сплоченно, чем обычно, украсили дом, а затем нашли повод забрать оставшуюся зелень и продолжить работу в доме мистера Эверли. Когда они ушли, Ианта устроилась поудобнее на диване и начала пролистывать дневники, которые оставил Миа.

Она немедленно начала с журнала 1805 года, устремившись к 21 октября. Капитан ничего не написал о битве, которая унесла жизнь ее мужа, что разочаровало Ианту, но только до тех пор, пока она не прочитала ближайшую запись от 31 октября. Мне нет нужды описывать то, что произошло у испанского берега, прочла она. Это сражение будут помнить еще долго, и другие расскажут о нем лучше меня. Я обещал Джиму, что стану приглядывать за Иантой, их дочерью и нерожденным ребенком. Почему я сделал это?

Это был вопрос на все времена.

— Потому что, несмотря на твое простонародное происхождение, ты такой же благородный, как и любой другой джентльмен из тех, кого я знала, вот почему, идиот, — прошептала она, а затем положила дневник себе на живот. Джеремия Фолк, несмотря на то, насколько он и другие офицеры были заняты неотложными делами в ужасные дни войны, нашел время отправить ей достаточно денег, чтобы она смогла купить дом и помочь собственной матери. Ей никогда не приходило в голову, что ему следовало сделать что-то большее; да и теперь не думала об этом. Того, что сделал Фолк, было достаточно.

Ианта перелистала несколько томов. Большинство записей — он пытался писать каждые несколько дней — содержали замечания моряка дальнего плавания об оснастке, парусах, курсе судна и своих обязанностях. Многое она не поняла, но оценила изящество его стиля. Ианта с удовольствием читала те отрывки, когда он находил место и время, чтобы описать мир войны, мужское поле деятельности.