Рождественский пёс - [26]

Пришло еще два ответа. Один из них — от Аурелиуса. Его она открыла первым. Аурелиус был последней олимпийской надеждой Шульмайстер-Хофмайстеров. Он обладал всеми качествами, которые необходимы потенциальному зятю, чтобы родители сказали: «Золотце, чего тебе еще надо?» (мать). И: «Заяц, бери быка за рога! Помирать так с музыкой!» (отец). Аурелиусу было всего тридцать пять, а он уже имел (полученную по наследству) нотариальную контору. Он был чемпионом страны по гребле. Он был почетным президентом федерации голубеводов. Он был умен. Он был образован. Он был красив. (Красивее, чем Джеймс Бонд в последних трех частях «Бондианы», то есть уже просто неприлично красив.) У него было двенадцать темных костюмов и десять пар черных туфель. (Это очень удобно: все туфли выглядят одинаково, можно варьировать их как угодно, главное — не надеть два правых или два левых.) У него было три уборщицы — одна убирала квартиру, другая мыла окна, третья чистила обувь. У него было… Но может, этого достаточно?

Аурелиус писал:

Если тебе одиноко, ты знаешь, как меня найти. С любовью и верностью.

Аурелиус

Чего у него не было, так это способности сказать нужные слова в нужный момент.

Четвертый ответ пришел от Макса. Катрин как раз только что протиснула в глотку последний кусок сухаря и запила его горячим кофе, который принялся щипать слизистую оболочку ее желудка, как джазмен свой контрабас. Макс писал:

Доброе утро. Грушевый пирог готов. Можете приходить на завтрак. Курт будет рад. Привет.

Макс

«Завтрак — это идея», — подумала она и набрала номер его телефона. Никто не отвечал. Может, он как раз выгуливал Курта. Или стоял под душем. Или занимался своими голыми девицами. Через десять минут она попробовала еще раз, и он сразу же снял трубку:

— Макс.

— Привет. Это Катрин. Если предложение еще в силе — я имею в виду грушевый пирог, — я бы забежала перед работой. Если, конечно, не помешаю. Но только если я действительно не помешаю.

Макс уверил ее, что она не помешает.

Она провела у него почти час. Говорили главным образом о грушевом пироге. Пирог оказался удивительно вкусным.

— И вкуса груш вообще не чувствуется. Это же надо так суметь! — похвалила Катрин.

— А груши вообще не имеют никакого вкуса, — заявил Макс.

Именно поэтому он и использовал их для своего пирога. По его мнению, фруктовый пирог должен иметь вкус пирога, а не фруктов. Кто хочет есть фрукты, пусть ест фрукты, для этого не нужно печь или покупать пирог. Такова была его точка зрения на эту проблему.

Катрин кивала, отчасти в знак согласия, отчасти из вежливости. Но потом заметила:

— Значит, ты вполне мог бы обойтись и без груш?

(Она сказала «ты»?)

— В общем-то, ты права, — ответил Макс. (Так они плавно перешли на «ты».) — Но как бы я тогда назвал пирог? Если сказать просто: «Я испек пирог», тебя обязательно спросят: «Какой?» «Ах, просто пирог…» — да у меня самого пропало бы желание есть этот пирог.

Катрин кивала, отчасти в знак согласия, отчасти в знак сочувствия, отчасти из вежливости.

— А может, никто бы и не спросил, — продолжал Макс. — А просто подумали бы: «Ага. Пирог. Просто пирог. Никакой. Даже не шоколадный или какой-нибудь там еще, а просто пирог. Тоска!» Мои гости были бы разочарованы еще прежде, чем успели бы попробовать хоть кусочек. А может, они вообще не стали бы пробовать. Зачем же мне тогда печь пирог?

Если Катрин правильно его поняла, груши ему были нужны только для того, чтобы назвать пирог грушевым.

— А ты не пробовал использовать крыжовник? — спросила она. — Крыжовник тоже почти не имеет вкуса. У него даже еще меньше вкуса, чем у груш.

Макс всерьез заинтересовался этой идеей и посмотрел на Катрин широко раскрытыми глазами. «У него большие глаза, когда он внимательно смотрит на собеседника», — подумала Катрин.

— А «пирог из крыжовника», по-моему, звучит даже лучше, чем «грушевый пирог», — сказала она.

— Да, но крыжовник трудно достать, — возразил Макс. — Он же бывает только летом.

«И в самом деле, — подумала Катрин. — Какой интересный разговор!» Однако время визита истекло. Ей пора было на работу.

— У тебя есть друг? — спросил Макс.

Катрин подумала, что это наглость — задавать подобные вопросы, и ответила:

— А что?

— Я бы дал тебе кусок пирога для него.

— Он не ест пирогов, — сказала Катрин и на секунду задумалась, насколько открытым остался после этого вопрос о наличии у нее друга. Хорошо бы, чтобы он остался открытым как можно шире, решила она.

— Жаль, — ответил Макс.

«Жаль, что у меня, возможно, есть друг, или жаль, что он не ест пирогов?» — подумала Катрин.

— А у меня нет подруги, — неожиданно весело сообщил Макс.

Катрин вспомнила о голых девицах, и ей захотелось спросить: «Почему?» Но это было бы стилистической ошибкой. Поэтому она предпочла отделаться кратким «а…» и попыталась утешить его взглядом, который он мог бы расценить как нейтральное принятие к сведению. Макс повернулся к Курту и сказал:

— Такие вот дела, верно, Курт?

«Вот для таких вот фраз стоит иметь собаку», — подумала Катрин.

Курт ничего не ответил. Он лежал под своим креслом и спал.

— А что с ним? — спросила Катрин.

— Ничего, — ответил Макс. — К сожалению.