Рождественский пёс - [16]

— Я возьму Курта, — сказала она. — Когда я могу попробовать погулять с ним? Может, завтра?

— Конечно, можно и завтра, — ответил Макс.

«Все-таки это лучше, чем приют для животных», — подумал он.

План Катрин был прост. Хотя что значит — «план»? Просто ей нужна была уважительная причина, по которой она не сможет праздновать Рождество с родителями. И ей не пришло в голову ничего более остроумного, чем собака. Значит, надо было брать его, этого Курта. Она, конечно, могла просто сделать вид, что взяла его. Как родители проверят ее? Но это было еще не решение вопроса. Катрин нужна была собака — то есть повод не праздновать Рождество с родителями — прежде всего для нее самой. Потому что без собаки и без повода она, возможно, все же пойдет к родителям. А куда ей еще идти? Ведь в этот долбаный сочельник, в этот долбаный день рождения у нее не было другой возможности встретить Рождество кроме как дома. А дом у нее был только один — этот долбаный родительский дом. У себя самой, в своей квартире, она не чувствовала себя дома. Вернее, триста шестьдесят четыре дня в году она чувствовала себя здесь дома и считала себя вполне счастливым человеком. Но в этот единственный вечер, в этот долбаный сочельник, в этот долбаный день рождения, у нее не получалось быть счастливой. Она совершила уже три попытки.

По поводу своего двадцать третьего сочельника и дня рождения она легла спать в шесть вечера, проснулась в девять и уничтожила бутылку вина, стоявшую на тумбочке рядом с кроватью. Это был подарок окулиста доктора Харлиха к Рождеству и дню рождения. Она вообще-то хотела просто вынуть бутылку из подарочной упаковки, чтобы можно было наконец опять уснуть. Бутылки в подарочной упаковке вызывали у нее спазм дыхательных путей. Более жуткого символа одиночества, чем силуэт завернутой в подарочную бумагу бутылки вина — после пробуждения в девять часов вечера, в сочельник, в день рождения, — она не могла себе и представить.

Чтобы разделить это почти до смешного жалкое одиночество хоть с кем-нибудь, Катрин сунула горлышко бутылки в рот, запрокинула голову и, не отрываясь, выпила полбутылки. После чего в ней проснулась жажда дальнейших социальных контактов. Поэтому она позвонила фрау Вайс и пожелала ей веселого Рождества. Инженер Вайс в то время был ее любовником. Вернее, наоборот: Катрин была его любовницей. Правда, он был на шестнадцать лет старше ее, но считал, что это не имеет никакого отношения к делу. А дело заключалось в том, что Катрин была «женщиной его мечты». У него еще никогда не было такого интересного собеседника, никогда еще ни одна женщина не понимала его так, как Катрин (несмотря на свою молодость). Да и в постели, по его мнению, они прекрасно гармонировали друг с другом. Настолько прекрасно, что он приходил к ней даже в обеденный перерыв, чтобы гармонировать. При этом он даже жертвовал удовольствием беседовать с ней.

Инженер Вайс был полон решимости положить конец своему давно потерпевшему крушение браку (который, в сущности, потерпел это крушение еще до женитьбы), чтобы начать новую жизнь с Катрин, «женщиной его мечты». Или хотя бы продолжить старую, увеличив в ней процент содержания Катрин и исключив из нее свою супругу. Но реализация этих планов осложнялась из-за детей, к которым инженер Вайс был очень привязан. Одному из них было пять лет, другому семь. Об их больших детских глазах, заклинающих папу не покидать их, Катрин знала из его рассказов.

Поэтому прежде чем расстаться с женой, он хотел еще раз отпраздновать Рождество в кругу семьи, поскольку в Рождество большие детские глаза, заклинающие папу не покидать их, становятся особенно большими… Речь, кстати сказать, шла о предыдущем Рождестве. Катрин была любовницей инженера Вайса с годичным рождественским стажем. Почему он не расстался с женой в прошлом году? Потому что детские глаза, заклинающие папу не покидать их, после Рождества, к его удивлению, ничуть не уменьшились в размерах. Потом была Пасха, потом отпуск, потом младший пошел в школу. А там уже опять замаячило на горизонте Рождество. И инженер Вайс решил в самый последний раз исполнить свой рождественский родительский долг — ради детских глаз. А после этого должна была начаться новая жизнь с Катрин.

Таким образом, Катрин стояла на пороге важного события — окончания годичного срока ожидания. Она ждала, собственно, не самого инженера Вайса, а лишь конца своего бесконечного ожидания упомянутого инженера, поскольку это состояние становилось уже невыносимым. Любила ли она его? Этого она сказать не могла. Она не настолько хорошо его знала. Почему она его не бросала? Потому что бросать, в сущности, еще было нечего. Его практически еще не было. Он просто пока заполнял ей обеденные паузы своей специфической гармонией.

И вот Катрин позвонила и поздравила его семью с Рождеством. Трубку сняла потерпевшая брачное крушение фрау Вайс. Где-то на заднем плане Катрин впервые услышала голоса детей, большие глаза которых заклинали папу не покидать их.

— А кто это говорит? — с неожиданным интересом спросила потерпевшая брачное крушение фрау Вайс.